— Деньги, которые он тебе заплатил?

Генрих вскочил — Балиан друг, но это не значит, что ему дозволено наносить такие оскорбления.

— Ты ведь достаточно меня знаешь. Или я полагал, что знаешь. Моя честь не продается. Ричард видит королем Ги, а не Конрада, а я хочу того, чего хочет Ричард. Вот и все. И я не единственный, кто переменил мнение. Рыцари-госпитальеры тоже передумали, и по той же причине. Ричард как никто другой имеет шанс победить Саладина и освободить Священный город. Можешь ли ты это отрицать?

— Нет. Ему вполне по силам вернуть Иерусалим. Но что будет потом? Он уедет домой. Как и ты, Генрих. Вы всегда так поступаете — оставляете нас удерживать то, что завоевали. А теперь скажи вот что: у кого больше шансов справиться с этой задачей? У Конрада или у «героя» Хаттина?

Стремление огрызаться покинуло Генриха.

— Мы забываем подчас, что Утремер — больше, чем Святая земля, — признался он. — Для вас это дом. Я согласен, что из Конрада получится лучший король, нежели из Ги. Но я уже пытался убедить в этом Ричарда. Пытался и не преуспел. Чего еще ты от меня хочешь?

— Завтра Конраду и Ги предстоит изложить свои претензии перед двумя королями и верховным судом Утремера. Конрад опасается, что к нему отнесутся предвзято и что Ричард даже хочет отнять у него Тир. Люди уважают тебя, Генрих. Одни Бог знает за что, но уважают, — добавил Балиан с проблеском присущего ему юмора. — Конраду нужен человек, способный замолвить за него словечко. Я прошу тебя стать этим человеком.

Генрих собирался сказать, что эту роль охотно примет на себя Филипп, хотя бы назло Ричарду. Но кто станет внимать теперь к королю, запятнавшему свою честь?

— Сомневаюсь, что ко мне прислушаются, — проговорил он наконец вслух. — Но я сделаю, что могу.

И Балиану пришлось довольствоваться этим против воли вырванным обещанием человека, который по годам годился ему в сыновья.

Ги настаивал, что нельзя низложить коронованного и миропомазанного короля, не оскорбив Господа. Конрад возражал, что права Ги на престол умерли вместе с Сибиллой, а законной королевой Иерусалимской является теперь его жена Изабелла. Затем претенденты неохотно удалились, предоставив решать их судьбу английскому и французскому королям, а также баронам и прелатам Утремера.

Наступал вечер, и всем становилось ясно, что ситуация зашла в тупик, потому как Ричард настаивал на Ги, Филипп — на Конраде, и никто не желал идти на уступки. Разочарованные и злые, надорвав от крика глотки, взвинченные до предела, члены совета решили наконец прерваться ненадолго и велели принести еды и вина. Фрукты, хлеб и сыр остались по большей части нетронутыми, зато вино исчезало с пугающей быстротой. Как раз то, что нужно, подумалось Генриху, — они и трезвые чуть друг друга не поубивали, а приложившись к кубку, точно в драку кинутся.

Балиан произнес страстную речь в защиту Конрада, но был зашикан приверженцами Ги, как и Рено, лорд Сидона. А когда Гарнье из Наблуса, великий магистр ордена госпитальеров, взял слово в поддержку Ги, сторонники Конрада ответили тем же. Аргументы обоих королей, уважая титул, публика выслушала без подобных проявлений, но Генрих понимал: ни Ричард, ни Филипп незыблемо стоят на своем. И хотя граф намеренно не смотрел в сторону Балиана, он чувствовал на себя взгляд темных глаз старшего товарища, молчаливо напоминающий о данном обещании.

Отставив кубок, Генрих направился к самому уважаемому из прелатов, архиепископу Тирскому. Жосций славился силой убеждения, свершив чудо, — ему удалось уговорить Филиппа и Генриха, отца Ричарда, принять Крест. Граф намеревался обратить его красноречие на поиски компромисса, если, конечно, у него самого получится совершить чудо и обратить двух упрямых венценосных мулов в покорных вьючных животных. Жосций числился приверженцем Конрада, но при этом был реалистом. Заручившись его согласием, Генрих расправил плечи, пересек зал и попросил Ричарда о разговоре с глазу на глаз.

Едва они устроились в алькове у окна, Генрих сразу перешел к делу:

— Дядя, я подозреваю, что верх в итоге окажется за тобой, но это, скорее всего, будет пиррова победа. Конрад не из тех, кто убегает, поджав хвост. Что бы здесь ни постановили, он не откажется от своих притязаний на корону.

— Каких еще притязаний? — язвительно осведомился Ричард. — Он просто умыкнул Изабеллу, затем принудил ее обвенчаться с ним, хотя в Константинополе у него осталась жена. Но пред Господом Изабелла до сих пор супруга Онфруа де Торона. Более того, брак незаконен, потому как представляет собой не только и прелюбодеяние, но и кровосмешение — брат Конрада был некогда женат на сестре Изабеллы Сибилле, и одного этого родства довольно, чтобы этот союз противоречил каноническому праву.

Генрих терпеливо ждал, пока Ричарду потребуется перевести дух.

— Я согласен, что брак по меньшей мере сомнителен, — сказал он. — Но дело сделано, и твое негодование тут ничего не изменит. Задавался ли ты вопросом, почему столь многие знатные лорды и церковники охотно проглотили эту наскоро сваренную кашу? Знаю, ты скажешь, что их подкупили. Может, это и так, но верно и то, что они отчаянно стремились изъять корону у Ги, и кто осудит их? Хотел бы ты следовать за человеком, который привел тебя к Рогам Хаттина?

Молчание Ричарда подсказало Генриху, что тот не хотел бы. Прежде чем король успел сменить стратегию, перейдя от защиты Ги к нападкам на Конрада, граф поспешил продолжить:

— Друзья Конрада не верят, что твоя забота об Изабелле непритворна. Я убежден в обратном. Они забывают, что у тебя больше поводов защищать Изабеллу, чем у любого из присутствующих в зале — ведь у нее и у твоего отца был один дед, граф Фульк Анжуйский. Но дядя, уже поздно спасать кузину от навязанного ей брака. Стремясь наказать задним числом Конрада, ты только лишаешь Изабеллу того, что принадлежит ей по праву рождения — короны Иерусалима.

Ричард нахмурился, потому как никогда не рассматривал ситуацию под таким углом.

— Я не могу вот так взять и бросить Ги, — сказал он. — Хочу я того или нет, но я его сюзерен и обязан оказывать ему поддержку.

— Знаю. Знаю и то, что де Лузиньяны смирятся с поражением ничуть не охотнее, чем Конрад, а для Утремера нет ничего пагубнее междоусобной войны. Нам надо изыскать способ удовлетворить обоих.

— Желаю удачи! — Ричард ухмыльнулся.