мои вещи, комментируя каждую на предмет «модности», а точнее «отстоя». Потом мы завтракали, после чего, не сговариваясь, запрыгнули в постель, где и провели время до самого вечера. Объятия сменяли разговоры о будущем, поцелуи — воспоминания о прошлом. В конце она завела любимую пластинку об отъезде в Штаты, куда ее так настойчиво звала старшая сестра, живущая там еще с советских времен, но я был не готов покинуть страну. Майя успела обидеться, простить, а вскоре наступил вечер, время, когда нужно ехать за Михаилом, чтобы отправить его назад в родную Сибирь.

Пробило семь, и я услышал тонкий зуммер моего мобильника. Это был Сеня.

— Мы приехали, Ден. За тобой зайти? — Раздался в трубке характерный бас, и я подумал, что образ полуголой Майи, наверное, по-прежнему будоражит воображение гиганта.

— По-твоему, сам я не выйду? — ответил я, вложив в свой вопрос как можно больше ехидства, и услышал тяжкий вздох разочарования. — Скоро выйду.

Выключив телефон, я посмотрел на Майю.

— Уже? — спросила она чуть обижено.

Впрочем, ей было позволительно спрашивать в любом тоне — Майя выглядела так соблазнительно, что у меня мелькнула шальная мысль отправить броневик за Михаилом, а освободившееся время провести с ней. Но следующая мысль заставила натянуть штаны — я вспомнил о деньгах, которые оставил под креслом. Самое удивительное, я ни разу не вспомнил о них — сначала истеричная хозяйка, пробудившая во мне инстинкты, с которыми я едва справился, затем Майя, возбудившая такие инстинкты, с которыми я уже совладать не мог. Когда было думать о деньгах?

Майя сползла с кровати, обвила руки вокруг меня и, глядя снизу вверх, томно спросила:

— Ты же недолго, правда?

— Два часа, не больше, — я наклонился, чтобы поцеловать ее.

Наши губы встретились, заставив обоих замереть так, словно это не мы только что лежали на кровати утомленные любовью.

— Все, я скоро, — сказал я слегка обиженной девушке, еще раз поцеловал ее (в этот раз в щечку, что окончательно не зависнуть в долгом поцелуе) и пошел в прихожую…

…В броневике Сеня несколько раз посматривал на меня, но ничего не спрашивал, за что я был ему благодарен. Он был неплохим парнем, но я не люблю делиться своими женщинами, поэтому любой разговор о Майе мог изменить мое мнение об этом добродушном, в сущности, гиганте на прямо противоположное. Так и промолчали до самой гостиницы, а потом начались такие события, что всем стало не до женщин.

В гостинице меня встретила уже другая администраторша, Ирина Васильевна. С ней я тоже был знаком, хотя не могу сказать, что наше знакомство было таким уж приятным. Ирина Васильевна была из породы сварливых, скандальных теток, которых хлебом не корми, дай с кем-нибудь полаяться. И в этот раз, едва увидев меня, она встала и, возвышаясь над своей стойкой, мрачно ожидала, пока я не подойду ближе.

Мне не хотелось с ней разговаривать и я надеялся пройти мимо, ограничившись коротким «здрасьте», но у нее были иные планы.

— Денис! — Ее закаленный в перепалках голос прогремел под сводами пустого вестибюля.

Я повернул к ней голову, кивнул и продолжал идти к лестнице, до которой оставалось шагов пять.

— Что вы себе позволяете?! — Ирина Васильевна откинула полку и вышла из-за стойки, перегораживая мне путь, совсем как утренняя троица неудачливых грабителей.

— В чем дело, Ирина Васильевна? — Я неприязненно посмотрел на нее, не понимая, что ей от меня нужно.

— И он еще спрашивает?! — Возмущенно и немного в сторону сказала администраторша, словно в полутемном вестибюле дешевой гостиницы притаились невидимые зрители. — И ты еще спрашиваешь?!

— Я спрашиваю, потому что не знаю, о чем вы говорите, — холодно ответил я, вынужденный остановиться перед раскинутыми в стороны пухлыми руками администраторши.

— Ах, ты не знаешь?! — Она продолжала «играть на публику», которой не было. — Значит, ты ни в чем не виноват?!

— Послушайте, — меня распирало от желания ответить ей словами из лексикона матерого сапожника, но сдержался, — я только вошел и не понимаю, о чем вы.

— Ну, так я скажу! — Она демонстративно уперла свои короткие руки в полные бока и тоном, каким, наверное, обличали врагов народа, произнесла: — Все! Наше терпение лопнуло! Больше мы не сдадим тебе ни одного номера! Так и знай!

Я уже давно чувствовал какую-то неясную тревогу, очертания которой были так размыты, что она казалась естественным последствием моей всегдашней подозрительности. Но после слова «номер» я понял, что не ошибся в своих предчувствиях и, подняв руку, чтобы остановить разогнавшуюся администраторшу, быстро спросил:

— Что с моим человеком?

Но Ирина Васильевна продолжала гнуть свое:

— Нет, вы только посмотрите на него! — Она театрально взмахнула руками, посмотрела в невидимые глаза, несомненно, восхищенных ее игрой зрителей и смерила меня надменным взглядом. — Вашего человека здесь больше нет и никогда не будет! Это я вам говорю!

Дальше я не слушал. Просто сдвинул ее в сторону и быстро пошел…, нет, побежал к лестнице, не отвечая на выкрики администраторши, которым позавидовал бы тот самый сапожник…

Глава 6

…Номер был пуст. Ни Михаила, ни сумки, ни денег. Я проверил под креслом, кроватью, в санузле, шкафу, тумбочке, на подоконнике. Больше смотреть было негде. Я сел на заправленную кровать, пытаясь собраться с мыслями, но в голове билась всего одна — «гаденыш нашел деньги и сбежал!». Другого объяснения не было, да и быть не могло. Ответ на вопрос, как он их нашел, всплыл сам собой — Михаил видел, как я что-то спрятал под кресло. Найдя после моего ухода сто тысяч долларов, он подумал, что жизнь удалась и, плюнув на все — жену, квартиру, долги, бросился получать удовольствия, которых был лишен всю свою предыдущую жизнь.

«Скотина!» — Подумал я, с тоской оглядывая пустой номер.

Впрочем, долго предаваться унынию не пришлось, и моей заслуги в том никакой. В дверь втиснулось тело Ирины Васильевны, горящей желанием продолжить неоконченный в вестибюле разговор. Она снова уперла в бока свои короткие пухлые ручки и неприязненно проговорила:

— После вашего Михаила нам пришлось номер отмывать!

Я подумал, что информация сейчас важнее личных пристрастий, и встал.

— Ирина Васильевна, что где мой человек?

— И он еще спрашивает! — Она слишком часто пользовалась этой фразой, что с каждым разом вызывало все большее раздражение. — Не знаю и знать не хочу, где сейчас этот ваш человек!

Я решил зайти с другого конца.

— Хорошо, где он вы не знаете. Но что здесь случилось, вы можете сказать? — Мой спокойный тон не отражал истинного состояния, и