Приятель злорадно улыбнулся. «Стерва!» – решил я про себя и категорически отказался в не свойственной для себя резкой форме:

– О чем вы говорите, дарлинг? Вы ку-ку? Какой на фиг поводок? Мы поедем к вам сразу или еще пофлиртуем пять минут для приличия?

Брюнетка засмеялась, приятель сник и понес свой startup в туалет, тоже пудрить шнобель.

Она была абсолютно идеальна по моим стандартам. Брюнетка (страсть к ним обнаружилась с четырнадцати), тонкая талия (это у меня с тридцати, до этого было все равно), выдающийся материал выше талии (вкусы обретают формы ближе к пятидесяти), смеющиеся глаза (как у мамы и всех одесских бабушек… обожал всегда), одета изысканно и не вульгарно (моя жизнь в Париже, мои романы в Италии) и лет 27–35 (все знает, все ценит, все умеет).

– Я читаю Tatler и знаю о вашей жизни все. Такое впечатление, что вы – уже часть моей семьи. Я даже вас иногда ревную.

Рука с цветным маникюром слегка царапала мне шею в такт медленному качанию ритма slow.

Я вспотел местами и первый раз в жизни пожалел, что у моей любимой такой очаровательный маленький носик, и пудрит она его совсем недолго…

– У вас еще идет роман с секретаршей? Как в том рассказе про инфаркт? Потому что после прочтения я посмотрела на свою помощницу другими глазами: просто вспомнила, у кого она работала до меня. И представила, почему ушла… А еще ваша «Йога для мозгов» – лучшая передача на радио.

Мы засмеялись.

– Меня зовут Алина. А у вас правда одни дочери? Смешная история о том, как вы хотели выдать старшую за англичанина, а он оказался геем… А сына хотите?

В тех местах, где я до этого вспотел, я мгновенно высох. Бабочка начала развязываться сама по себе.

– Пригласите меня на ужин. Я должна вам кое-что рассказать. Вам будет приятно. А еще у меня для вас сюрприз. И рискните меня поцеловать. Как старую знакомую. Пять минут знакомства – они ведь могут быть приравнены к вечности…

– Что вы делаете завтра? – спросил я, почему-то полушепотом, совершенно не чувствуя строгого ошейника.

– Ложусь в больницу.

– А вечером? – Я тупел на глазах…

С дальнего столика на меня пристально смотрела любимая. Нежности во взгляде я не увидел. Впрочем, могу ошибаться: у меня астигматизм.

– Кто это? – спросила подруга жизни, когда я присел за стол.

«Обманывать никогда никого нельзя!» – учили меня родители.

– Старая знакомая и фанатка, – честно ответил я и ушел с головой в ванильное мороженое. В этот момент мне необходимо было остыть.

…Прошли годы. Точнее, тридцать шесть с половиной часов.

Около входа в метро «Арбатская», кутаясь в меховой воротник, я услышал в трубке уже знакомый голос.

– Я знала, что вы позвоните. Но не думала, что так нескоро. Пятнадцатого ноября, в Selfie. В 20:30. Столик я закажу на ваше имя. Вы запомните? Вам это не дорого? Семейный бюджет не пострадает? – сказала она и опять очаровательно засмеялась.

«Стерва в квадрате…» – подумал я второй раз.

Мы разъединились. Rolls-Royce тронулся наконец с места и пополз дальше на Знаменку в морозной пробке. Метро осталось где-то позади.

Пятнадцатое ноября? Конечно, я запомню. В этот день в 1972 году дедушке вырезали геморрой и одновременно исполнилось семьдесят лет. Еще бы я не помнил…

– Шансов, что ты станешь голубым, больше нет, – вместо «Как ты себя чувствуешь?» гордо сказала бабушка, заходя к нему в палату. Бабушка (как и всегда) была права.

– Нет, если вы стесняетесь, я могу убрать свою руку с вашей. И вообще, я очень рада, что с вами познакомилась. Кроме того, обещанный сюрприз хотите?

Я сидел и хотел. По-моему, это было видно. Кофе остывал, но рука оставалась на месте.

– Я сейчас вас соединю с моей мамой.

– Мне кажется, еще рано, – ответил я. – Может, хотя бы ближе к утру?

– Вы просто когда-то были с ней знакомы. Наташа К., балерина. Была на гастролях в Париже. В середине восьмидесятых. Говорит, вы за ней нежно ухаживали или пытались ухаживать. Я так и не поняла. Помните?

Я?! Как можно было забыть этот роман? Наташа была хороша, как вторая майская ночь с любимой (первая обычно проходит второпях и сумбурно). Мы гуляли по городу света и целовались на каждом перекрестке. А утром в кафе кормили друг друга круассанами. Через месяц труппа полетела в Лондон, и я вместе с ними. Я коррумпировал кого-то, и нас посадили рядом. Когда мы приземлились, она, открыв глаза, сказала: «Я не знала, что в самолете можно так далеко улететь…»

– Мама сейчас живет в Нью-Йорке. Вышла замуж в начале девяностых и уехала. Прекрасно себя чувствует. Немного скучает. Чудный любящий муж. Правда, скучный, как описание природы у Вальтера Скотта… Алло! Мама? Я с твоим Сашей Добровинским. Да, мы все-таки познакомились. Здорово придумала? Передаю ему трубку. Вы поболтайте, а я скоро приду.

После охов и ахов, воспоминаний и вздохов наступила пауза.

– У тебя очень красивая дочь. Очень. А сколько ей лет?

– Саша… Не вздумай… – твердо сказал голос из Манхэттена. – Ей тридцать лет.

«Восемьдесят пятого года рождения! – екнуло у меня между чем-то внутри. – А мы? Мы же встречались в 1984-м! Я точно помню! Неужели?!»

– Саша, еще раз тебя прошу. Мне будет неприятно. – Голос перешел в просящий.

– Когда-то тебе было приятно… – ответил я. – А кто отец?

Наступила пауза. «Алина… Не может быть?! Это же Александр и Наташа! Она тогда в Париже говорила, что имя ребенка надо составлять из двух первых букв каждого имени родителя… АЛиНА. АЛиНА…»

Я выпил стакан воды и снял от напряжения очки.

Пауза продолжала кричать в телефон через океан.

– Не ты. Точно не ты. И не имеет значения кто. Но ты ей очень нравишься. И я тебя прошу, не трогай моего ребенка. Очень прошу. Ради нашей любви. И никаких намеков про отцовство. Пожалуйста. Я ее тоже просила к тебе не подходить, но она взрослая девочка…

– Она знает, кто отец?

– Нет. Это неважно. И ее это никогда не интересовало. И вообще, зачем ты мне звонишь?

Насколько я помню из святых книг про сотворение мира, Бог создал женщину последней. Мне всегда казалось, что к этому этапу у Него уже чувствовалась усталость…

– Да что с вами? Надо действительно было вас соединить с ней под утро. А то после разговора вы какой-то пыльным мешком влупленный.

– Расскажи, что ты делаешь? Ты была замужем? А мама давно разошлась с твоим отцом? У тебя есть в телефоне фото мамы? Или мамы с тобой, когда ты была маленькая? Мне было бы интересно.

– Мы перешли на «ты»? Уже? А что мы будем делать дальше? Сейчас одиннадцать вечера. Мы можем поехать ко мне, у вас дома все занято, насколько я понимаю…