Эти слова новостью для Сары не стали: она успела навидаться не слишком щепетильных персонажей, которые торговали вразнос средствами от всех болезней. И в самом деле, люди в деревнях по временам страдали легковерием, что не удивительно, учитывая, как далеки они от центров просвещения. Девушка понимала, что там, где есть недостаток знаний и образования, люди – каким бы ни было их происхождение – склонны верить всему, что им говорят, если говорится это с достаточной уверенностью и апломбом. Но, кроме того, Сара знала – знала по себе, – что когда человек теряет надежду, он готов попробовать практически что угодно, чтобы спасти тех, кого он любит.

– Но ведь ботаника – это не лженаука?

– Совершенно определенно – нет, – ответил доктор. – Природа подарила нам множество полезнейших средств, но лишь химия способна раскрыть их секреты. Благодаря химии мы узнали, что это хинин дает иезуитовой коре[25] свойство лечить малярию, а морфий наделяет опийный мак его страшной силой.

Он подошел к книжному шкафу и принялся рыться на полках.

– Есть у меня удивительно полезная книга по этому предмету. «Принципы химии, изложенные для студентов» моего коллеги профессора Уильяма Грегори. Быть может, вам будет интересно узнать об этом побольше?

Сара отставила чашку и, улыбнувшись, протянула руку.

Рейвен вошел в аудиторию вместе с профессором, нагруженный стопкой заметок, которые Симпсон, как правило, игнорировал. Аудитория была набита битком, и у студентов был непривычно внимательный вид. Два года подряд Уилл сидел на этих самых скамьях, и именно любовь профессора к предмету, четкость и ясность его лекций привлекли студента к акушерству.

Лекция, которую сейчас читал Симпсон, была посвящена роженицам с узким тазом. Доктор, как и всегда, говорил легко, свободно, не считая заинтересованность аудитории чем-то само собой разумеющимся. Он иллюстрировал теорию подходящими примерами из собственной клинической практики. Случаи были подробно расписаны в тех заметках, которые нашел и принес в аудиторию по просьбе профессора Рейвен, но Симпсону так ни разу и не понадобилось в них заглянуть.

Глядя на заполненный студентами зал, Уилл припомнил иные занудные и гораздо менее популярные рассуждения, которым ему случалось внимать в этом самом зале. Он задумался, сколько именно профессор получит за одну эту лекцию. По его подсчетам, выходила круглая сумма. Быть может, когда-нибудь он сам будет читать лекции, а пока, по крайней мере – поскольку хорошо знаком с курсом, – мог бы давать частные уроки кому-нибудь из богатых студентов, сидящих на скамьях. Приятные мечты, но даже если им суждено сбыться, вряд ли это будет достаточно скоро для Флинта.

Ближе к концу лекции в дверях появился посыльный, весь в поту, задыхаясь от бега. В кулаке у него был зажат грязный клочок бумаги. Рейвен успел перехватить его в коридоре, чтобы тот не прервал доктора, который как раз заканчивал лекцию.

– Профессора просят срочно прибыть в дом на Грассмаркет, сэр, – прохрипел посыльный и сунул Уиллу клочок бумаги.

– Кто просит? – спросил Рейвен, разворачивая записку и пытаясь разобрать почерк.

– Доктор, который уже там.

– И что, он писал это ногой?

– Нет, левой рукой. Правой он пытался остановить кровь.

***

Экипаж доктора мчался по узким улочкам, лавируя между тележками уличных торговцев и беспечными пешеходами, которые, казалось, были полны решимости покончить с собой. Псина была бы в восторге, подумал Уилл, хотя особых сожалений по поводу того, что собаку сегодня оставили дома, он не испытывал.

Они остановились перед зданием на южной стороне Грассмаркета, и посыльный чуть ли не бегом повел их на верхний этаж. Симпсон – редкий случай – тоже запыхался и не мог даже выговорить свое обычное «всегда верхний этаж».

В квартире они нашли молодую женщину – в родах, смертельно бледную, всю в испарине. У стенки стояла, не зная, чего делать, перепуганная повитуха, которая несколько часов назад вдруг поняла, что ее знаний здесь недостаточно.

В этом она была не одинока.

Молодой доктор – тот самый, что писал записку левой рукой, – сидел на корточках, нагнувшись к роженице, в ногах кровати, весь забрызганный кровью: лицо, одежда. Он явно провел здесь уже не один час, и когда поднял голову, на лице у него было написано такое радостное облегчение, что стало ясно: он не был уверен, что доктор Симпсон придет.

Симпсон скинул с плеч пальто, а Рейвен тем временем проверил у пациентки пульс: частый, нитевидный. Молодой доктор поднялся на ноги, уступив место профессору. Ниже Уилла ростом, худощавый; в его фигуре и чертах просматривалось что-то мальчишеское. Одежда, однако, была отлично скроена, и вид у него был на удивление элегантный, невзирая на пятна крови и пота на рубашке.

– Что ж, рассказывайте, что у нас здесь, – сказал ему Симпсон.

Рейвен ожидал услышать срывающийся, взволнованный голос – это было бы понятно, учитывая обстоятельства и физическое состояние доктора, – но тот изложил обстоятельства спокойно и четко: его рассказ был настолько же ясным, насколько его записка – невнятной.

– Околоплодная жидкость отошла рано, непродуктивные боли, даны две дозы спорыньи[26]. Обильная рвота после первой дозы; после второй роженица сказала, что «внутри что-то подалось». Головка младенца все еще сидела высоко, поэтому я применил длинные щипцы, но безуспешно. За этой попыткой последовало обильное кровотечение, и я отправил вам записку с просьбой о помощи.

На Уилла произвело впечатление то, как он владел собой, – не в меньшей степени, чем собственно его рассказ. Ему было хорошо известно, какую тревогу испытываешь, когда перед тобой серьезная травма. В голове царит полная сумятица, и ты сам не понимаешь, что говоришь.

– Как зовут? – спросил Симпсон.

– Битти, сэр. Доктор Джон Битти.

– Пациентку, – пояснил профессор.

– Мне кажется, Уильямс. Или, может, Уильямсон. Не могу припомнить точно. Это был долгий день.

Симпсон осмотрел роженицу, взглянул на Рейвена и поманил его подойти поближе. Вид у него был мрачный.

– Головка младенца находится в верхней апертуре таза, и она там застряла, – прошептал он. – Недостаточно низко, чтобы можно было добраться щипцами, и, кроме того, я опасаюсь пробить матку. Мы должны извлечь плод как можно скорее – иначе матери не выжить.

Симпсон принялся рыться в чемоданчике, а Уилл гадал, какое же устройство способно будет справиться там, где щипцы оказались бессильны. Профессор достал из чемодана прибор, в котором Рейвен узнал перфоратор, – и сразу понял, что должно было случиться. Мог бы понять и раньше, но его вера во всемогущество профессора помешала ему правильно оценить ситуацию. Доктор намеревался провести процедуру, известную как краниотомия[27].