«Ага, нелюдь, — возразил себе Олег, — а на болоте жизнь спас и мне, и Вторуше. Он, да еще Сивка. Как он удержался, чтобы крови не хлебнуть? Видать, здорово свою Малушу любит — держит она его…»

* * *

Проснулся ведун с головной болью. Кряхтя, приподнялся на лавке. В узкое окошко сочился серый свет пасмурного дня, на соседней лавке храпел Вторуша. Олег встал, поморщился. Придется похмеляться. Сколько раз себе твердил: не мешай вино с медом или брагой! А как выпьешь, все да не удержишься.

На столе вокруг ополовиненного кувшина с медом валялись крошки сыра, под ногой прокатилось надкусанное яблоко — видно, купец, прежде чем упасть на лавку, от души приложился к меду и закусил дармовым угощением. Рассол Вторуша не тронул — оставил на потом. Олег припал к кувшину, отдуваясь сделал несколько крупных глотков, пожевал сыра. Тупая боль в виске постепенно пропадала, наступала приятная расслабленность, проснулся голод. Он взял яблоко, обтер о рукав, немного откусил и, натянув сапоги, спустился вниз, в зал.

Да, постоялый двор размещался на бойком месте: за столами сидели несколько купцов, возле двери, на полу, в ожидании объедков примостилась пара калик перехожих. В помещении гудел гул голосов, стоял запах жареного мяса, бражного перегара. Молчун разливал из бочонков брагу и мед, Павлина сновала между стойкой и столами гостей, успевая забегать на кухню, приглядывая за готовящейся едой.

Олег подмигнул Молчуну — не тушуйся, мол, — спросил ягодного морса и присел за стол возле стены, неподалеку от компании, состоявшей из двух купцов и работных мужиков, помогающим им в дороге. Купцы, утолив первый голод, передвинули блюдо с пирогами и тарелку с полуобглоданной птицей ближе к работникам, вольготно раскинулись на скамье, утирая пот огромными расписными платками. Оба крупные, ширококостные, с окладистыми бородами, свысока поглядывающие на прочий люд, эти мужики громогласно обсуждали прошедший торг, хвастались выручкой, связями с боярами, да заморскими купцами. Один из них, с обширной лысиной, на которой блестели крупные капли пота, то и дело поглядывал в сторону кухни, явно ожидая исполнения заказа. Второй, вислобрюхий, с толстыми щеками, подпиравшими хитрые глазки, сидел, широко расставив ноги, лениво обгладывал крылышко гуся, то и дело запивая его медом из огромной братины.

Ведун прислушался к разговору и усмехнулся. Покойный хозяин выбрал хорошее место — здесь, за хмельной выпивкой, развязываются языки, брякается на стол серебро — всяк норовит пустить соседу пыль в глаза. Проследить по какой дороге поедет очередная жертва — раз плюнуть. Шепнул слово разбойничкам — и сиди, жди, когда серебро, а то и золото, еще недавно звеневшее в кошеле у болтливого купца, зазвенит в твоем кармане.

Из кухни появилась Павлина с огромным блюдом. На нем, зажаренный целиком, дымился молочный поросенок, набитый гречневой кашей. Молчун принес еще кувшин с медом. Купцы достали ножи и под завистливыми взглядами своих работников и перехожих калик, глодавших кости у порога, накинулись на угощение. Середина аж передернуло при виде жадности, с которой они кромсали мясо, черпали огромными ложками обжигающую гречку и заливали все это кружками меда и браги. Он взял со стола кружку с земляничным морсом и прошел на кухню. Павлина с раскрасневшимся лицом ловко управлялась с горшками на печи, успевая полоскать грязную посуду в корытце.

— Все ноги так собьешь.

— Ништо, — женщина вытерла пот со лба, приостановилась, — чай, на себя робим, не на дядю. Уж я поставлю, чтоб чисто тут было, чтоб знали люди: здесь тухлятиной не потчуют. Глядишь, и заезжать почаще станут.

— Чего гостям сказала про хозяина?

— Сказала: к родне подался, раньше зимы не будет. А потом разберемся.

— Угу. Как мужик? — спросил Олег, отхлебнув из кружки.

— Хорош. Кривой, да не горбатый, серьезный, да не злой, работящий, да не суетливый. Мой мужик! — закончила Павлина прибаутки, гордо подбоченясь.

— Да, серьезный мужчина. Такого под себя не подгребешь, не скомандуешь: подай то, принеси это.

— Мужик — голова, жена — шея, куда захочу, туда и поворочу! Дня не хватит — ночью уговорю. Все одно по-моему будет. Ночная кукушка всегда дневную перекукует. Ты хотел чего, или как? Мне лясы точить некогда.

Середин даже головой покрутил, удивляясь произошедшей перемене.

— Хотел попросить в дорогу чего собрать — завтра дальше поедем. И так загостились.

— Все сделаю, благодетели. Ночь спать не буду, а вам угожу.

— Ну, спасибо.

Поставив пустую кружку, Олег покинул кухню и, перешагивая через ноги притулившихся у двери калик, вышел на воздух. Ветер быстро гнал облака, на западе их пронизывало лучами солнце; куры бродили по двору, подбирая мелкие камешки и зерна. Ведун выглянул за ворота. На бревне, привалившись к забору, сидел Невзор.

Он встретился глазами с Олегом и отвернулся. Руки его бесцельно перебирали наборный пояс, пальцы словно жили сами по себе, трогая нашитые бляшки, разглаживая узоры. Оборотень тяжело вздохнул.

— Малуша вышивала. Аккурат перед тем, как… — Невзор замолчал, сглотнул комок.

— Так сидеть — горю не поможешь, — пристроился рядом Олег. — Шел бы к людям, все веселее.

— Я и раньше не очень компанию любил, — нехотя сказал Невзор, — а теперь и вовсе без радости мне разговоры пустые. Дядька Часлав меня в детстве, бывало, волчонком называл. Чего, говорит, один да один, а мне хорошо, когда никто в душу не лезет. Ты не думай, это я не к тому, что иди, мол, отсюда. С тобой и поговорить занятно. Интересный ты парень. Видать, знаешь много, дерешься знатно. Вот, к примеру, расскажи-ка, что там за новый народ из степи. Чую, рано или поздно придется с ними схватиться.

— Придется. Так не уйдут. Сам знаешь: степняки в юртах живут, земли своей нет, с охоты да с войны кормятся. Так и половцы…

В корчме кто-то заорал дурным голосом, завизжала Павлина. Олег с Невзором переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к дому. Куры сыпанули в стороны, выбрасывая голенастые ноги, навстречу из двери, придерживая лохмотья, выкатились калики. Один тащил явно схваченную с чужого стола половину гуся. Невзор подзатыльниками расчистил дорогу, они ворвались в корчму, столкнувшись впопыхах плечами в дверях.

Лысый купец сидел на полу, причитая и держась за голову. Второй, взгромоздившись на скамью, науськивал своих работников на Молчуна, прижавшегося к стойке с черпаком в руках. Олег подсек ноги вислобрюхого купца, тот взмахнул ладошками и обрушился на стол, в остатки гречневой каши и раздерганного в куски поросенка. Невзор, подскочив к окружившим Молчуна мужикам, с маху врезал одному кулаком в затылок, ударил в ухо другого. Из кухни с ухватом наперевес выбежала растрепанная Павлина. Мужики, переворачивая лавки, бросились к выходу. Олег провожал их пинками.

Со второго этажа послышался грохот, и в зал скатился по лестнице Вторуша с кистенем Середина в руке. Павлина подскочила к сидящему на полу купцу и стала тыкать его ухватом, стараясь попасть под ребра. Молчун, отложив черпак, оттащил ее, отдуваясь потер покрасневшую от удара щеку.