Отрез послушно раскатали поверх бледно-лилового муслина. На роскошном фиолетовом атласе поблескивали тонкие серебряные нити. Сеньора Вальдес подняла голову и улыбнулась:

— Ткань идеально подходит к вашим прекрасным глазам — темно-синим, верно?

— Фиолетовым, — с легким раздражением в голосе поправила портниху Тори.

Ей надоело терпеть булавочные уколы и целую вечность стоять на стуле, пока помощница сеньоры Вальдес снимала мерки с помощью ленты, булавок и кусочков бумаги. Тори изменила положение, булавка выскочила, и помощница, пробормотав что-то себе под нос, снова закрепила бумажку на талии.

Тори упрямо стиснула челюсти, устав от примерки и бесконечной болтовни женщин. В другой ситуации она бы с удовольствием выбрала материалы и цвета, но сейчас она чувствовала себя усталой. Всю ночь Тори беспокойно ворочалась в постели. Она мысленно переживала эпизод в саду, пока на горизонте не заалело солнце. Пугающие воспоминания терзали ее даже во сне. Ей следовало выполнить свою угрозу и позвать пастухов, но она не сделала этого. Возможно, она должна рассказать все папе, но Тори знала, что девушка не имеет права покидать свою комнату без дуэньи. Ей пришлось бы объяснять, почему она оказалась в саду, вместо того чтобы лежать в своей безопасной спальне, и куда направлялась в момент встречи с незнакомцем. Возможно, ей придется объяснять, почему она не закричала, не позвала на помощь. Тори не знала, как ответить на эти вопросы. Сказать, что она не могла ничего произнести, потому что его рот был плотно прижат к ее рту? Это сулило серьезные осложнения.

— По-моему, лучше всего подойдет муслин, — произнесла тетя Бенита, неодобрительно нахмурившись. — Вы согласны, донья Витория?

— Нет. Атлас. Он больше подходит для бального платья. — Тори заметила, что тетя Бенита переглянулась с сеньорой Вальдес. Это напомнило девушке о том, что она находится не в Бостоне, а в Калифорнии, где сохраняются строгие правила. Здесь все было другим. Тори с раздражением осознала, что игнорировать жесткие нормы поведения не удастся. Здесь ее считали старой девой — вчера вечером она слышала, как тетя Бенита сетовала на это обстоятельство. Она не пойдет на уступку в этом вопросе и любом другом, который сочтет серьезным.

— Атлас, — повторила девушка, прочистив горло, но тетя Бенита и сеньора Вальдес склонились над принесенным портнихой альбомом, где были изображены платья различных фасонов.

— Здесь будут хорошо смотреться перья. — Сеньора Вальдес указала на эскиз. — И возможно…

— Нет, — твердо заявила Тори. — Никаких перьев. Серебряные нити на лифе. Я хочу, чтобы декольте, согласно последней французской моде, было глубоким, а на рукавах надо сделать маленькие буфы. Оборки на бедрах надо сделать такими, чтобы ткань лежала красиво и не напоминала мокрый муслин. — Тори елейно улыбнулась тете Бените, которая, неодобрительно поджав губы, смотрела на девушку с возмущением в глазах, и добавила: — Думаю, к этому фасону подойдут длинные вечерние перчатки.

Она спустилась со стула, поморщилась из-за воткнувшейся в ее бок булавки и проигнорировала обеспокоенный взгляд сеньоры Вальдес.

— Вы уверены, что управитесь к фиесте?

— Да-да, конечно. Ваш папа щедро заплатил мне, я воспользуюсь помощью трех девушек. Все будет сделано, как вы пожелали.

— Превосходно. Я уверена, что вас вознаградят за ваши труды достойным образом, если платье получится таким, каким я хочу его видеть.

Сеньора Вальдес расплылась в улыбке, засуетилась, велела своей помощнице поторопиться, сказала, что у них мало времени для такой большой работы, а донья Витория должна получить самое красивое платье в Калифорнии.

— Донья Витория, — произнесла тетя Бенита, и воздух с тихим шипением вырвался сквозь расщелину между ее передними зубами, — тебе известно, что я не могу этого допустить.

— Извини меня, но ты уже не моя няня. Я признаю твое право на выражение недовольства, но ты должна признать мое право носить то, что я хочу, — лишь бы наряд был приличным.

— Вряд ли дон Патрисио сочтет это платье приличным.

— Тогда он, несомненно, сообщит мне свое мнение, и если ты беспокоишься, что он обвинит тебя, обещаю недвусмысленно объяснить ему, что я сама дала такие указания.

Всплеснув руками, тетя Бенита пробормотала что-то себе под нос и покачала головой. Потом бросила на Тори гневный взгляд и направилась к двери вслед за сеньорой Вальдес и ее помощницей.

Когда они ушли и в комнате снова стало тихо, Тори вздохнула с облегчением. Наконец-то! Она бы не вынесла еще одного мгновения споров о тканях, фасонах и перьях. Господи, она бы выглядела как напыщенный павлин, если бы тетя Бенита настояла на своем.

Легкий ветерок пошевелил шторы, которые висели над ведущей в патио дверью, и Тори вышла наружу постоять на теплых камнях, насладиться ароматом летних цветов.

Ей было что вспомнить. Случившееся пробуждало в Тори смятение, беспокойство. Она не выспалась за ночь и решила вздремнуть, но потом передумала. Она была слишком возбуждена, ее переполняла нервная энергия. В Бостоне она уговорила бы Мауру или Меган совершить пешую прогулку или прокатиться с ветерком по центральной площади, но здесь для этого ей пришлось бы детально объяснять свои планы. Тори оставалось лишь читать, писать письма или бездельничать. Мужчины располагали гораздо большей свободой, и это возмущало девушку.

Диего — он ведь должен был находиться здесь, да? Она скучала по нему, по его доброте и даже противному поддразниванию. Для младшего брата он был весьма сносным. К тому же что угодно лучше невыносимой скуки и здешних правил, которым она не собиралась подчиняться. Господи, муслин и перья!

Поскольку праздность только усиливала внутреннее беспокойство, Тори надела широкополую шляпу и направилась к загону. День был чудесным, ветерок ласкал щеки, солнце висело в небе ярким желтым шаром. Старый Мануэль, работавший здесь конюхом с того времени, когда Тори исполнилось три года, по-прежнему гордился каждой чистокровной лошадью, которую держали в Буэна-Висте. Ссутулившийся старик провел девушку по недавно выстроенной конюшне, подробно рассказывая о достоинствах и недостатках каждого животного. Он разрешил Тори похлопать их по шее и покормить кусочками яблока.

— Я помню мой первый урок верховой езды.

Она погладила высокого андалузца. Эту породу разводили в Испании более ста лет, а сейчас она была распространена и в Калифорнии. Андалузцы были мускулистыми, изящными животными, на них ездила испанская знать. Их ценили за прекрасное сложение, роскошные гривы и хвосты, часто доходившие до земли. Тори захотелось прокатиться на одной из этих красивых, резвых лошадей.

Она с улыбкой посмотрела на Мануэля:

— Ты так боялся, что я упаду.

Усмехнувшись, Мануэль кивнул:

— Я больше тревожился за лошадь, за того упрямого пони, которого выбрал для тебя твой отец. Я не знал, кто одержит верх — ты или пони, — потому что вы оба не хотели уступать. Ты тогда многое о нем узнала.