Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда… я не знаю. Может быть, журнал в руки взять?
– Придумала! Ты возьми глобус, маленький глобус и держи его в руках. Я обожаю рассматривать глобусы.
– Ну… ну ладно, договорились.
В назначенный день и час, под большими часами у входа в Центральный городской парк стояла худенькая девушка в белой блузке и потёртых, светло-голубых джинсах, обтягивающих её стройную фигурку, ей навстречу приближался широкоплечий парень, тоже в светлых джинсах и белой рубашке, и даже их имена были похожи – Юля и Юлий.
В руках он нёс большой глобус, нёс, не обращая внимания на удивлённые взгляды прохожих, глядя только вперёд, на неё, ту, которую он не мог не узнать.
Он приблизился и протянул глобус так, как будто протянул и подарил ей весь земной шар.
И тут неожиданно из-за набежавшей тучки посыпался солнечный дождь, дождь и солнце проливались на глобус, на моря и океаны, на пустыни, пески и леса, на горы и водопады, солнечный дождь падал века и мгновения, падал на города, страны и на людей, делая всех счастливее.
А Юля и Юлий, молодые, красивые, держались двумя руками за глобус, за маленькую, уютную планету, затерянную среди миров, и улыбались, и улыбались.
Сегодня стояла невыносимая жара.
Мы, я и мой двоюродный брат Игорь, почти весь день сидели дома, где было прохладно.
Игорьку четыре года, он маленький, и мама поручила мне развлекать его.
– Игорёк, – спросил я, – будем лепить из пластилина рыбку?
– Будем! – глаза Игорька загорелись, ему так интересно!
Я достал коробку с пластилином, и мы сели за стол у окна.
Пластилин был старый, жёсткий, приходилось отламывать от больших, разноцветных кусков маленькие комочки и долго катать их по столу, чтобы они размягчились и стали удобными для лепки.
Рыбку мы поместили на гребень волны, которую вылепили из синего пластилина, а сама рыбка была оранжевая, с голубыми глазами и разноцветным, длинным хвостом.
Бабушка, увидев её, воскликнула:
– Какой красивый попугайчик!
А Игорёк обиделся:
– Это рыбка. Золотая.
– Я и говорю, вылитая золотая рыбка, – спохватилась бабушка. – А вы, ребятки, шли бы на улицу, хватит уж дома-то сидеть. Кажется, жара немного спала.
Мы поставили нашу золотую рыбку с разноцветным петушиным хвостом на подоконник, потом вышли и сели на крыльце.
Откуда-то из-под дома сразу вылезла Муська, она там часто прячется от жары.
Муська подошла к Игорьку, легла около его ног, а потом перевернулась на спину, подставив живот, мол, гладь меня.
Лежит на спине, передние лапки сложила, а задние вытянула, и между ними хвост пушистый туда-сюда, туда-сюда, как маятник, и мурчит ещё.
Игорёк её гладит, смеётся и передразнивает:
– Мур, мур, мур!
И она в ответ:
– Му-урр, му-урр, му-урр…
Пока мы играли с Муськой, на небе появились облака, но солнце светило по-прежнему.
И вдруг кап, кап, кап… Капли дождя редкие и странно тёплые, потом чаще, чаще, но дождинки мелкие, как бисер, из которого девчонки в нашем классе на уроках труда украшения делают, красивые вообще-то, разные цветочки, колечки, грибочки.
Только я вспомнил о грибочках из бисера, как услышал:
– Грибной дождик, ребятки, пошёл!
Смотрю, бабушка стоит под дождём, руки протянула ладонями вверх, словно хочет удержать каждую дождинку.
Мы с Игорьком спустились с крыльца и стали бегать под дождём, а он, этот дождик грибной, такой ласковый и тёплый, и по крыше он не стучит громко, а будто шепчет мне что-то на ухо.
– Бабушка, почему дождь назвали грибным?
– Потому что после такого дождя грибы хорошо растут. Вот мы завтра и пойдём по грибы, ладно?
– Ладно! – смеётся Игорёк и тоже подставляет под дождь ладошки.
Пахнет свежестью, влажной землёй и травой, и как будто пахнет грибами.
– Радуга! – воскликнул Игорёк.
– Радуга-дуга! – повторяю я.
На небе, сначала незаметно, как лёгкая акварель, а потом всё яснее и ярче вспыхивает и протягивается коромыслом семицветная радуга.
Я вспоминаю папины слова о радуге: «Каждый охотник желает знать, где сидят фазаны».
И громко повторяю эту фразу, выделяя каждое слово:
– Каждый-охотник-желает-знать-где-сидят-фазаны.
– Причём здесь фазаны? – удивляется бабушка.
Игорёк тоже не понимает, повторяет незнакомое слово «фазаны», а я объясняю:
– Это цвета, это семь цветов в таком порядке расположены в радуге: красный-оранжевый-жёлтый-зелёный-голубой-синий-фиолетовый. Поняли?
Бабушка смотрит на меня с любовью, а Игорёк – восхищённо.
Мне так радостно, что хочется подпрыгнуть до неба и побежать по семицветной, как волшебный цветик-семицветик, радуге!
– Игорёк, побежали по радуге!
– Побежали!
На небе танцуют, взявшись за руки, кудрявые облака, светит солнце, и идёт дождь, неожиданный, солнечный, грибной.
В собесе Наталье Николаевне предложили путёвку в подмосковный санаторий.
Октябрь, не сезон, непогода, дожди, но она, недолго думая, согласилась.
А ещё домашние:
– Бабушка, езжай, отдохни, мы тут сами.
«Ну так что же, сами, так сами», – решила Наталья Николаевна.
Через неделю она гуляла в заброшенном, живописном парке, окружавшем несколько старинных зданий с колоннами – на месте санатория когда-то давно была дворянская усадьба.
За парком начинались чахлые перелески, потом поля, за которыми, на горизонте тянулась тёмная, зубчатая кромка леса.
Наталья Николаевна дальше парка не ходила, она с молодости плохо ориентировалась в лесу, да и леса боялась.
А тут ещё опята рядом, в парке, одни говорили осенние, другие зимние, но до того много! – на пнях, на стволах замшелых елей и берёз, а больше на земле, среди пожухлых, пряно пахнувших, опавших листьев.
Отдыхающие, с разрешения администрации санатория, собранные грибы слегка отваривали для уменьшения объёма и, остудив, раскладывали по пакетам и хранили в морозильнике, радуясь постепенно растущему грибному запасу к зиме.
Было свежо и прохладно, но после обеда небо туманилось, становясь серым и белёсым, как застиранная простыня, и почти ежедневно, часто вплоть до самого утра, шёл дождь, задумчивый, безропотный и беспросветно грустный.