отметить. Советская школа, в общем.

— Хочешь девчонку? — смеётся Джемо. — Выбирай любую, дарю. А хочешь, всех сразу?

Действительно, смешно. На такое я не куплюсь, даже, если бы был озабочен, такую наживку бы не заглотил. Да и своего добра хватает.

— Спасибо, — качаю я головой и улыбаюсь. — Не мой вариант.

— И пить не будешь? Правда что ли не пьёшь?

Сам он опрокидывает бокальчик виски, заедает оливкой и запаливает сигарету.

— Нет, — усмехаюсь я. — Спорт, сам понимаешь.

— Ну да, точно, ты же своими руками у Вахи двух самых резких лосей завалил. Ломовиков. Он этими торпедами пономарил. Трезвонил везде, короче.

— Надеюсь, оклемаются парни, — пожимаю я плечами.

— Да что им будет, коням таким.

Потом мы едем в катран. Я проигрываю в общей сложности полтинник и заявляю, что это вообще не Лас-Вегас.

В гостиницу я возвращаюсь глубокой ночью, пропахший дымом и представляющий картины сладкой жизни и плодотворной работы на побережье.

Наташка не спит. Она сидит на стуле, подобрав ноги, обняв себя за колени и закутавшись в одеяло. Когда я вхожу, она вскакивает со стула и набирает воздуха в лёгкие, чтобы всё мне высказать, но, резко передумав, демонстративно разворачивается и падает в постель. Она отворачивается к стене и накрывается одеялом с головой.

— Наташ, — говорю я, как ни в чём не бывало, но голос звучит предельно фальшиво.

Да, косяк, не предупредил. По-жлобски вышло, конечно. Что хочу, то и ворочу, а ты сиди и жди. Твоё дело маленькое. Так я, конечно, не думал, я, честно говоря, вообще никак не думал. Только о делах и ни о чём другом.

— Наташ, — снова говорю я и, присаживаясь на постель, кладу руку ей на плечо.

Она дёргается, но не отвечает.

— Ну, Наташ, ты чего…

Она откидывает одеяло и садится. По щекам текут слёзы.

— Ничего! Я что, не человек, по-твоему? Вещь просто, кукла говорящая, декорация бесчувственная? Сейчас приду, сказал, позвоню Новицкой и приду, а сам пропал. Вечером поговорил с бандитами, а ночью ушёл и не вернулся! Это как вообще? Нет, я не спрашиваю, где ты был, я понимаю, у тебя дела, но предупредить можно? Ничего, что я шизаюсь здесь, представляю, как тебя на куски режут, волосы на себе рву?

Она всхлипывает и снова ложится, опять отворачиваясь к стене.

— Наташ, ну прости, — говорю я и снова кладу руку ей на плечо.

Она сбрасывает мою руку и начинает трястись. Плачет. Блин! Ну ёлки. Запрещённый приём. Нет, я понимаю, что это никакой не приём и что она действительно переживала и… Я вздыхаю.

— Наташка, послушай. Мне правда очень жалко, что ты тут с ума сходила, но я просто не успел предупредить…

Вообще-то успел бы, если бы захотел, но мне что, сказать, что я просто не подумал о ней?

— Понимаешь, — качаю я головой, — бывают такие ситуации, и ещё будут, когда тебе придётся сидеть и ждать, не зная, где я и что со мной. Но я тебе обещаю, я постараюсь, чтобы их было как можно меньше и буду пытаться дать тебе знать, что всё нормально. Но ты должна привыкнуть, к тому, что если я исчез, то не надо паниковать. У меня дела бывают такие, что я просто прыг, вскочил в самолёт и полетел, понимаешь…

— Не понимаю, — всхлипывает она. — Я так в жёлтый дом уеду очень скоро, вот, что я понимаю… Нет, я конечно знаю, что… Но всё равно, так же нельзя…

Я ложусь, не раздеваясь, поверх одеяла и, обхватив её рукой, прижимаю к себе. Она пару раз дёргается, а потом прекращает плакать, но ещё долго пыхтит, как обиженный ребёнок и, наконец, затихает.

— От тебя табаком пахнет… — говорит она через какое-то время.

— Да, был в накуренном помещении, — отвечаю я.

— Мне так не нравится, — говорит она после паузы. — Это больно…

Ну, что тут скажешь…

Утром после завтрака появляется Белла и ведёт нас к морю на причал. Мы грузимся на борт «Кометы» на подводных крыльях и несёмся над волнами вдоль берега, любуясь пейзажем.

— Полюбуемся часок и вернёмся на берег, — говорит она, — пересядем на автобус и поедем в сторону места, где я вам обещаю неземные кулинарные наслаждения.

Сегодня светит солнце и мы летим над морем, наслаждаясь бескрайними просторами, не по-зимнему лазурным небом и восхитительным чувством свободы.

— А что мы будем делать вечером? — спрашивает Фридман. — После того, как объедимся чёрной икрой, намазанной на шашлык?

— Я вчера разведал парочку мест, — отвечаю я. — Бар с настоящим стриптизом и ещё дом, где играют в карты на деньги.

— Что⁈ — восклицает Галина, а Наташка возмущённо пихает меня локтем в бок.

— Стриптиз⁈ — по-детски восхищается Марик Фридман. — Ты ничего не путаешь, Егор? Мы что на загнивающем Западе?

Борис ухмыляется.

— Это Геленджик, детка, — отвечаю я с усмешкой бывалого и прожжённого тусовщика, вызывая всеобщее ликование.

— Всё! — заявляет Галина. — Ведёшь нас сегодня по злачным местам! Когда ты только всё успеваешь⁈ Наталья, ты ему так доверяешь, что пускаешь в такие затоны или ничего не можешь с этим поделать?

— Ничего поделать не могу, — вздыхает Наташка. — Потому и доверяю.

Все хохочут.

От прекрасного обеда с шашлыком из молодого барашка все приходят в полный восторг, тем более, что кроме шашлыка подаётся ещё целая куча заморских деликатесов и веселящих кровь напитков.

Ресторан располагается так, что из него открывается фантастический вид на горы. Я иду в туалет, а потом выхожу на балкон. Здесь высоко, холодно, но очень красиво. Дух захватывает. Может это только у меня, огрубевшего в битвах за добычу, за место, практически, за жизнь, захватывает, а может, это действительно восхитительное зрелище.

— Красиво, да? — раздаётся позади меня.

Значит, не только у меня.

— Да, Белла, красиво, — отвечаю я. — Очень красиво.

— Смотрю, ты чувствительный мальчик, да?

Серьёзно? Я произвожу впечатление чувствительного мальчика?

— Хм, возможно, — оглядываюсь я и прищуриваю глаза.

— Да, — кивает Белла, и улыбается.

Улыбается она как-то по-особенному. Приглашающе. Зовуще.

— Я тоже люблю всё красивое, — понижает она голос и прикрывает глаза. — И людей красивых люблю. Таких, как ты.

Чего? Вот те номер. Мальчиков она красивых любит и чувствительных. И что она с ними делает? Съедает перед сном? Проглатывает не жуя?

— Это Геленджик, детка, — усмехается она. — Так ты сказал сегодня?

Юная чаровница, блин. Мы ровесники вообще-то, если хорошенько подумать.

— Да, — улыбаюсь я. — Было дело, сказал.

Она делает шаг и становится очень близко ко мне.

— Есть в тебе что-то особенное, — говорит она теперь уже томным, чуть ли не стонущим голосом и кладёт ладонь мне на щёку. — Такой юный. Я хочу пригласить тебя сегодня к себе.

С Наташкой? Я не спрашиваю, конечно, но едва сдерживаюсь, чтобы не задать этот вопрос.

— Ты никогда не забудешь этот вечер, я знаю, — шепчет Белла.

Да уж, догадываюсь.

— И я могу изменить твою жизнь.

А вот это в самую точку.

Я широко улыбаюсь.

— Это значит да? — тихо произносит она.

— Это значит… — я замолкаю, задумываясь…

11. Кипит наш разум возмущенный

— Наташ, — говорю я перед ужином. — Ты можешь не ходить на экскурсию в этот местный андеграунд, если опасаешься, что будешь шокирована жестокой действительностью.

— Ты не хочешь, чтобы я пошла? — спрашивает она.

— Я не хочу решать за тебя. С одной стороны, это довольно любопытно, расширяет кругозор и даёт какой-никакой новый опыт. А, с другой стороны, все эти злачные места, по большому счёту, представляют из себя лишь скопление грязи и денег. Ничего другого. А где грязь и деньги, там и «сопутствующие товары» — страсти, страдания и гниение.

— Но все так оживились, когда ты рассказал про стриптиз. Меня, кстати, ты от этой информации оградил. Спасибо.

— Наташка, прекращай уже дуться. Ты сама говорила, что и в горе, и в радости, помнишь?

— Я не так говорила, — усмехается она.

— А как же?

— Не помню уже.

Мы валяемся в постели после утренней прогулки и дневного обжорства. Как хорошо иметь пару дней отдыха. Вот только, если бы не нужно было видеть всех этих дядь и тёть, окружающих нас, вообще красота бы была.

— Так ты не хочешь, чтобы я шла? — спрашивает Наташка, переворачиваясь на бок ко мне лицом и устраивая голову на моей руке. — Я тебе руку не отлежала ещё?

— Отлёживай на здоровье, — усмехаюсь я, шевеля пальцами.

— Так что, запрещаешь мне пойти? — настаивает она, закидывая на меня ногу.

— А ты хочешь?

— Ну, интересно вообще-то…

— Ну, тогда пойдём.

—…посмотреть, где ты полночи пропадал. — заканчивает она. — Может научусь чему-нибудь, что тебе нравится.

— Кхе-кхе…

— Ну, а что? Ладно, я шучу. Короче, иду или