не нашёл и следа. Но Белле я об этом сейчас рассказывать не буду.

— Золото слишком тяжёлое, даже Остапу Бендеру не удалось вынести, — усмехаюсь я. — А уж он-то кручёный был.

— Ты что бриллиантами торгуешь или валютой?

— Что? — смеюсь я. — Нет. Я оказываю услуги. Вот в данный момент — тебе. Чисто по доброте душевной и совершенно бесплатно. Думаю не надо объяснять, что выскальзывать нужно в одиночку. Всей командой не уйти. Поэтому, ты сама переваривай, что я тебе сказал. Думай. Но с боссами не обсуждай. Не дай сделать из себя жертву. Ладно, всё. Что хотел, сказал.

— Тебе это Галина сообщила? Или кто?

— Никто не сообщал, Белла, — говорю я и стучу пальцем себе по голове. — Нужно просто соображать. Галина здесь вообще не при делах, ты же видишь. Не бойся, Ильич ещё крепок, года полтора у тебя есть. А предупреждён — значит вооружён. В общем, я пошёл, а ты размышляй. Машину можно взять твою или всё, прошла любовь, завяли помидоры?

Она присаживается на кровать и качает головой.

— Нельзя то есть? — уточняю я.

— Возьми, — машет она рукой и тихонько добавляет, — джинсы-то не померил.

Я возвращаюсь в бар и никого не нахожу. Собственно, это сразу становится ясно, как только мы подъезжаем. Нашего автопарка нет. На всякий случай заглядываю, точно, разбежались. Блин, меня не было-то максимум минут сорок. Ладно, я ведь знаю, где их искать.

Еду в следующую и, собственно, конечную точку. О… машины есть, но не все… ментов нет, непонятно. Я выхожу, прошу, на всякий случай водителя подождать и спускаюсь в катран, воровской вертеп. Захожу и… сразу о-па, а что это здесь такое…

Явно, какая-то хрень происходит.

В центре зала стоит Фридман Марк Михайлович. Он сильно взволнован и перепуган. Напротив него стоит бритый крендель с золотыми зубами и черными совершенно мутными глазами. Выглядит, будто обдолбанный и как говорится, с пальцами веером. Весь, как на шарнирах. Нос у него кривой, ломаный-переломаный, на скуле старый шрам от рассечения.

Рядом с Фридманом стоит Игорь, за ним, как за щитом — Наташка. Чуть поодаль, опёршись спиной о стойку и со стаканом в руке стоит Борис Буряце. Он делает маленькие глоточки и посматривает отстранённо и без особого интереса. Завершают картину три блатаря позади златозубого.

Злые, знающие, что награда близка, волки загнавшие стадо овец. Пастух их пытается отогнать, да только они на него и внимания-то не обращают. Будет рыпаться и его сожрут.

— Это не его вещь, — говорит Игорь. — Попутали вы ребята. С ним решайте.

— Ребята, — смеётся бритый, будто коротко и отрывисто кашляет, и оборачивается к своим другалькам. — Ребята, вы чего-то попутали.

Те в ответ ржут, недобро и зловеще. Подтягиваются зрители, заинтересованные тем, что здесь происходит.

— Не его вещь? — глумливо переспрашивает он. — А чья? Чья она вещь? По-моему, моя. Мне её вот этот фраерок проиграл. Всё по закону, братишка. Чё тут тереть-то?

Говоря это, он показывает на Фридмана и пожимает плечами. Твою дивизию, влипли во что-то.

— Вечерочек, — говорю я, — господа хорошие.

Наташка, обернувшись на голос, бросается ко мне и хватает меня под руку. Ого! Это они о ней что ли разговор ведут?

— Чё тут, Игорёк? — спрашиваю я, отстраняя её и отодвигая за себя.

— Да вот, урки ох*ели, — не слишком политкорректно, но чётко поясняет он.

— Чё ты мигнул, чмырь? — выдвигается один из дружков бритого.

Он, не давая опомниться, мгновенно бросается на Игоря. Но тот не теряется, отступает на шаг назад и пинает железной ногой нападающего по голени, прямо по кости. Скрип-скрип, нога липовая. Не липовая, а железная. Удар получается сокрушительным. Урка чуть подлетает, отрываясь от пола. Задыхаясь от боли, он хватает ртом воздух, замедляется и начинает складываться пополам, но даже завыть не успевает, потому что тут же получает быстрый, резкий и максимально точный удар в кадык.

В кадык и кирдык. Что ещё сказать, писец котёнку, как говорится. Выключенное из диалога тело, с грохотом рушится на пол. Игорёк шутить не любит, а тут его разозлили. Я его таким вообще никогда не видел.

— Суки! — выдыхает златозубый. — Суки! Наших бьют! По беспределу!

Сразу раздаются три стальных щелчка. Ох, уж эти социально близкие. Глаза бритого вспыхивают смертельным огнём, жёлтым пламенем, как у гиены. Он выбрасывает руку с ножом в сторону Игоря, но тот уклоняется. Я ясно и чётко вижу что сейчас будет. Игорь поставит блок, заманит своего соперника, заставит его шагнуть и попытаться нанести колющий удар, а сам шагнёт в сторону с линии атаки.

Он отклонит траекторию руки с ножом основанием ладони, захватит её обеими руками сбоку и крутанёт бритого так, что тот опрокинется и упадёт на пол, а сам нанесёт удар железной ногой ему в позвоночник. Или по почкам. Как настроение будет. Думаю, в позвоночник.

Сам я уже двигаюсь навстречу дружку этого придурка. Он тоже наклоняется, чтобы сделать шаг в мою сторону. Но ничего этого не происходит.

— Харэ, харэ! — раздаётся вдруг громкий поставленный голос.

— Это кто здесь вякнул? — хрипит бритый.

— Я за него заплачу, — заявляет Борис. — Я заплачу.

— Да ты чё, — щерится бандит. — Заплатишь? Твоё очко в оплату я не приму.

Народ ржёт.

— Три тысячи он тебе должен? Я выкупаю долг.

— Не братва, вы слыхали? Он долг выкупает. Но цена-то изменилась. Косача отрихтовали, меня разволновали. А это всё бабки, женишок. Я правильно говорю, братишечки?

— Правильно, — кивают его торпеды.

— Ну, и сколько ты хочешь?

— Так бы сказал пятак, но только теперь чёт я закусил, в натуре, приз свой выбираю. Молодячку беру, чудачку вашу. Базар окончен, чуханы. Сюда цыпу давай и ехай на*уй.

— Даю десятку, — говорит Борис и снимает с пальца перстень.

Не послушал совета моего. Ну, и молодец.

— Ты чё там, гайку хочешь впарить, фуфлогон? — недоверчиво смотрит на него урка.

— Эта гайка десятку весит, — твёрдо отвечает Боря. — Даже больше.

Он кладёт печатку в руку бритому и тот заворожённо на неё смотрит. Потом надевает на палец и опять смотрит. Папуас и бутылочное стёклышко, честное слово.

— Полюбовавшись и пару раз взглянув на Наташку, он решает взять кольцо. Ну, ещё бы. Бриллианты горят огнём, лишают рассудка и подавляют волю.

— Ну ладно, властелин кольца, — говорю я. — Ты доволен?

— Так и быть, — отвечает он. — Отпускаю вас фраеров зачуханских. Ещё сюда придёте, кишки выпущу.

Мы выходим. Лицо Игоря выражает явное неудовольствие тем, что обидчики уцелели. Я его очень, очень, очень хорошо понимаю. У меня внутри горит страшный огонь. Гнев плохое чувство, а желание мести ещё хуже. Но что тут поделать. Подлая природа падшего человека иногда одерживает верх и заставляет желать не того, чего надо.

— Ой, ребята, дорогие мои, ой спасибо вам, — разливается звоном колокольчиков Фридман. — Борис, я тебе деньги верну, честное слово. После первого же сезона, сразу всё. Ребятушки, вы же мне жизнь спасли.

— Послушай, Марик, — тихо говорю я и подхожу к нему поближе. — Я правильно понял, что ты все свои деньги проиграл?

— Да, — горестно кивает он головой. — Шулера разделали под орех.

— И?

Он отводит глаза.

— Нет, ты слёзы тут не лей раньше времени. Дальше что было?

— Мне карта пришла, стопроцентная… я… я всё рассчитал, у меня память…

Он замолкает, понуро повесив голову

— Так-так, продолжай. Ты всё рассчитал, у тебя память, но денег в нужном количестве уже не было, да?

— Да… — кивает он.

— И? — настаиваю я. — Что ты сделал?

— Я… я… сказал…

— Ну, что же ты сказал? — подгоняю его я. — Ответь скорее, мне очень интересно.

— Я сказал… что ставлю… Наталью…

— Наталью? — сохраняя внешнее спокойствие, переспрашиваю я. — Мою Наталью? Ты сказал вот этим ублюдкам и бандосам, что если проиграешь, то они получат эту девочку?

Он скорбно кивает. Художник, тонкая душа, интеллектуал, ну что с него взять… У меня кровь вскипает. Сердце становится огромным, раздуваясь от притока горячей крови. Не справляется, качать не успевает.

Кипит, понимаешь, наш разум возмущённый.

А мозг становится маленьким, и в нём остаётся одна единственная мысль, что вот это конченое чмо поставило Наташку на кон в своей игре.

И в смертный бой идти готов…

— Но, — говорит он с внезапным негодованием, — они негодяи! Если бы они играли честно, я бы обязательно…

Не дослушав, я обрываю словесный поток Марика ударом в зубы. Он мгновенно затыкается. Сука. Мне кажется, я его сейчас убью. Следующий удар приходится по его сморщенным от страха