— Сара когда-нибудь рассказывала вам и Бобби, чем занималась в Штатах? — спросил я.

Малин посмотрела мне прямо в глаза.

— Не знаю, что вы имеете в виду под “чем она занималась в Штатах”, мы только поняли, что там у нее возникли огромные проблемы с бойфрендом. С отцом ее ребенка.

Я неловко кивнул.

— У нее на шее была татуировка, — сказал я. — Лотос. Сара рассказывала, откуда она взялась?

Малин пожала плечами.

— Она сказала, что сделала ее по пьяному капризу и потом пожалела.

Пьяный каприз. Тоже способ именовать метку, предназначенную сигнализировать определенным лицам, кому ты принадлежишь. “Лотос” — ласкательное прозвище, которое Сара получила от Люцифера. Его выжгли у нее на шее как вечное напоминание, что она никогда не станет свободной.

— Понятно, — сказал я.

— Думаете, она лгала? Татуировка означала что-то другое?

Я развел руками, как плохой врач, который хочет создать видимость, что, несмотря ни на что, пациент прав.

— Да нет, — сказал я.

Малин теребила браслет часов. Я заметил, что стрелки не двигаются и время показывают неправильно.

— Я знаю, что Бобби через Элиаса просил вас оправдать Сару, — сказала она. — Как далеко вы продвинулись?

Весьма далеко. Я добрался до суровой и грязной правды: Сара была не серийной убийцей, а проституткой, которую использовали.

— Не так далеко, как хотелось бы.

— Но после смерти Бобби вы прекратили работу?

Я хлопнул ладонями по столу, наклонился вперед.

— Да. Прекратил.

— Они говорят, Бобби убили. Вы, наверно, испугались.

— Еще как.

— Бобби тоже испугался. Потому и не сказал никому, что едет в Стокгольм.

Вот опять. Сигнал, предупреждающий, что я снова готов упустить что-то существенное.

— Кто-то наверняка знал, — сказал я. — Иначе он бы не погиб.

— Он, конечно, говорил Элиасу. Но не матери. И никому другому из своих приятелей.

— Кроме Эда, я полагаю?

— Нет, даже ему не говорил. Эд связал Бобби с Элиасом. А после уже не участвовал в происходящем. Держится в сторонке, всегда обтяпывает уйму собственных делишек.

Я снова воочию увидел перед собой Элиаса. Как он трясся от нервозности. Воспоминание вызвало такой страх, что подо мной буквально разверзлась пропасть. Я едва не вцепился в стол, чтобы не рухнуть туда.

— Элиас умеет держать язык за зубами? — спросил я.

— Да, безусловно. Он производит несколько грубоватое впечатление, но мы с Бобби ему доверяли.

Хотя он сидел в тюрьме, хотел сказать я. Хотя в юности — причем совсем недавней — обожал избивать людей в городе и за это загремел за решетку. Так что грубоватый — весьма мягкая характеристика.

— Малин, кто-то наверняка знал, — сказал я. — Наверняка. Подумайте хорошенько. Что было, когда Бобби приехал в Стокгольм? Он постоянно прятался в какой-то квартире или с кем-то встречался? Он рассказывал об этом?

У меня зазвонил мобильник. Громко, пронзительно.

— Извините, — сказал я и отключил сигнал.

Открыл верхний ящик стола и бросил туда телефон.

— Нет, он почти не рассказывал, чем занимался после смерти Сары, — тихо сказала Малин. — Но я понимала, что он не прекратил разыскания. Потратил бог знает сколько дней отпуска, мотаясь в Стокгольм. Я думала, он все сообщит вам, особенно то, что выяснил в садике Мио.

Волоски у меня на шее встали дыбом.

— А что он там узнал?

— Он пообщался с одной из воспитательниц. Она утверждала, что видела, как увели Мио.

Волоски снова улеглись. Это я уже знал. Почему же Бобби не сообщил мне все, что успел выяснить, ни через Элиаса, ни раскрыв свой обман и встретившись со мной лично? Непонятно.

— Вы же сказали, Мио вас не интересует, — тихо сказала Малин, словно прочитав мои мысли. — Бобби так боялся, что вы не поймете, какую важную роль он играет во всем этом.

— Почему же он не рассказал все, что знает? — спросил я.

— Хотел сперва убедиться, что вы работаете, — сказала Малин. — А вдруг бы вы его надули. Тогда бы он понапрасну выдал вам слишком много информации.

Такое объяснение я не готов был принять, но промолчал.

— Значит, он встречался с Сюзанной. А с кем еще?

— С Сюзанной?

— Если это та же женщина из детского сада Мио, с которой контактировал я, то она так себя называет.

Малин покачала головой.

— Я не знаю, как ее зовут.

Тут я вспомнил, что еще не просмотрел материалы о сотрудниках детского сада, собранные Люси.

— Так или иначе, он встречался с одной из воспитательниц, — сказала Малин. — Она утверждала, что знает, кто увел Мио. Некая Ракель, по-моему.

Голос у Малин сорвался, а я затаил дыхание.

— Он ее нашел? — спросил я. — Виделся с ней?

Малин несколько раз сглотнула.

— Нет. Он погиб и не успел выяснить, как ее найти.

Трудно не пожалеть Бобби. Он хотел так много и не сумел ничего добиться. Кто-то задавил его. На моей машине. Или на похожем “порше”. Об этом Малин не знала, и пусть так и останется.

— Вам что-то от меня нужно, — сказала Малин. — Потому я и пришла.

Я приготовился закончить разговор.

— Мне нужна фотография Мио, если у вас она есть.

— Значит, Элиас не врал. Он так и сказал: вам нужна фотография. Зачем? Вы ведь больше не работаете над делом Сары.

— Верно. Это слишком опасно. Но Бобби очень хотел выяснить, что случилось с Мио. Думаю, все-таки не помешает осторожно покопаться в этом деле.

Беззастенчивая ложь. Она горела на языке. Бобби нет в живых. С какой стати мне беспокоиться о том, чего он хотел и чего не хотел?

Малин открыла сумочку и достала маленькую фотографию.

— Ее сделали в садике за несколько недель до его исчезновения, — сказала она, положив фото передо мной.

Хоть и знал, что́ увижу, я все равно удивился. Цветом Мио совсем не походил на мать.

— Можно подумать, он приемный ребенок, правда? — сказала Малин.

Она не имела в виду ничего плохого, просто констатировала факт. Сам я не мог оторвать взгляд от фотографии. Призрачный мальчик Мио наконец-то обрел лицо. Он был куда меньше, чем я думал. Серьезными, широко раскрытыми глазами смотрел прямо в объектив. Вполне аккуратный. Клетчатая рубашка, вышитый жилет, чуть великоватый.

— Какой симпатичный, — сказал я. — Можно я оставлю снимок себе?