— Мне он понравился, — сказал Федор. — Сильный, уверенный в себе человек, вполне искренний, с моральными устоями, не терпящий лжи. Которому не повезло с подругой. Не первый и не последний. Не думаю, что он убийца. Не вижу мотива. Такие, как он, сначала семь раз отмерят.

— А то, как он вывернулся наизнанку, ничего? — вскинулся капитан. — И такая, и сякая, и мужиков водила… Нюни распустил! Сильный!

— Согласен, — сказал Федор. — Он не из тех, кто говорит о себе. Он был потрясен, узнав об убийстве, это была реакция. Мне кажется, он говорил не столько нам, сколько себе, подводил итоги.

— Ой, вот только не надо этой мути! Реакция, подводил итоги, теперь пойдет и повесится!

— А может, он оправдывался? — заметил Митрич. — Совесть мучит, вот и разговорился.

— В это я готов поверить. Пускал дымовую завесу.

— Не вижу его убийцей, — сказал Федор.

— Конечно, на лбу не написано.

— А кто же тогда? — спросил Савелий. — Если не он?

— А что в твоих книжках? — спросил капитан язвительно. — Певичка из шалмана, полно мужиков, беспорядочные связи, сперла украшение…

— Какое украшение?

— Семейное. Его мама хранила для невестки, а она сперла.

— Доказать надо, — заметил Федор. — Неизвестно, кто спер. Может, тот тип, которого видела соседка.

— Ты сказал, Федя, он семь раз отмерит… А если он не хотел убивать? Ты сам говорил, что убийство было спонтанным… В смысле, может, он убил случайно?

— Я не сказал, Савелий, что убийство было спонтанным, я предположил. Гипотетически. Посмотрим.

— Может, не может… Не надоело? — Капитан хлопнул ладонью по столу. — Жрать охота, между прочим. А ты, Философ, тоже! Искренний, с моральными устоями… Разлился тут соловьем! Какие, к черту, моральные устои, если какой-то хмырь тянет твою бабу! А то мы не знаем.

Ему никто не ответил. Пауза затягивалась.

— Я мигом! — очнулся Митрич и убежал.

— А кого видела соседка? — спросил Савелий.

— Мужчину, которого приводила Лера, когда Сницара не было дома, — терпеливо объяснил Федор.

— Любовник? — ахнул Савелий. — У нее был любовник? Сницар знал?

Капитан посмотрел на потолок, сделал над собой усилие и промолчал.

— Знал, — сказал Федор. — И рассказал нам. Иначе мы бы ничего не узнали.

— А как он вообще… Насчет убийства? — Савелий сгорал от любопытства.

— Ты имеешь в виду, как он воспринял убийство Леры?

— Ну… Да!

— Очень удивился. Он был уверен, что она в Германии.

— А ее подруга, которая умерла? Он был с ней знаком?

— Был. От нее он узнал, что Лера уехала.

— Может, хватит? — рявкнул капитан. — Уши вянут, честное слово! Игры они затеяли, шарады, вопросы-ответы! Сказал же, работаем. Все! Меняем тему.

— А та женщина, самоубийца, ты, Коля, говорил, ждешь анализа… Она что, наркоманка? А наследники объявились?

— Чистая. Просто жить надоело. Какие, к черту, наследники, Савелий? Откуда я знаю? Я тебе что, нотариальная контора? Давай лучше про баб!

Федор позволил себе слегка улыбнуться — Савелий и бабы! Савелий пожал плечами и снова открыл рот, но сказать ничего не успел, так как прикатил Митрич с дребезжащей тележкой, нагруженной тарелками с бутербродами и стаканами с пивом.

— Митрич, надо бы запатентовать, а то сопрут конкуренты, — капитан радостно потер руки. — Твои фирмовые, с огурчиком!

— Да ладно вам! — махнул рукой польщенный Митрич. — Бутерброды как бутерброды, ничего особенного.

— И скромный вдобавок. Твое здоровье, Митрич! — сказал капитан, поднимая стакан. — Что бы мы без тебя делали?

Они чокнулись и выпили.

— Коля, ты узнал про убийство Звягиной? — спросил Федор. — Ты обещал.

— Звягина? — переспросил Савелий. — Ее тоже убили? Кто она такая?

— Философ думает, что она могла видеть убийство Огородниковой, — сказал капитан. — Жила в башне напротив дома Сницара.

— А она могла?

— Гипотетически могла, — сказал Федор. — Если убийство Огородниковой произошло в квартире. Дом Сницара как раз напротив башни, на четвертом этаже, и сцену убийства могли увидеть из башни. Тем более убийство Звягиной произошло двадцать третьего, то есть через два дня после убийства Огородниковой.

— Савелий, не слушай этого умника, вечно он накрутит. Дом стоял практически пустой, квартиры выкупили богатенькие буратины, многие еще не переехали, многие проживают за рубежом. Называется, вложение капитала. Ни охраны, ни консьержа, гуляй-поле. Звягина жила на шестом. Весь этаж почти пустой. Там вообще по четыре квартиры на этаже, апартаменты по двести метров. Вот он и влез, а она его застукала, не повезло. Дело было около десяти вечера.

— Грабители обычно грабят днем, я читал, — заметил Савелий.

— Он читал! — фыркнул капитан. — Грабят в любое удобное время, Савелий. Тем более там случались другие попытки ограбления. Может, он считал, что туда еще не заселились. Барахло перевезли, но еще не живут.

— Кто она такая, эта Звягина?

— У нее какой-то мелкий бизнес.

— Мелкий? Там квартиры дорогие.

— Это только так называется, мелкий — с точки зрения экономики, а на самом деле приличный.

— Странно, он грабитель, а они обычно не убивают, — заметил Савелий.

— Как он ее? — спросил Федор.

— Удавил, шнуром или поясом. По версии следствия, она его застала, и он ее…

— И не нашли?

— Не нашли. Может, хватит? Убийство как убийство, с Огородниковой никак не связано. И не факт, что ее убили в квартире, может, по дороге в аэропорт. Всяко бывает. А этот лекарь, я считаю, вполне способен.

— Он тебе не понравился? — спросил Савелий.

— При чем тут… Любой настоящий мужик способен, Савелий. Если припечет, то сам понимаешь. Кроме тебя! Ты не способен. Спина не чешется?

— Спина? — Савелий недоуменно мигал.

— Крылья не режутся?

— А на самолет она регистрировалась? — Савелий пропустил мимо ушей шутку капитана. — Вы проверили?

— А чего же ты не подсказал? Слабину даешь, Савелий. Как-то сообразили сами. Дотумкали. Правда, с трудом. Нет, Савелий, на рейс она не регистрировалась, так как до аэропорта не доехала. Ни двадцать второго, ни в какую другую дату, и вообще из страны не выезжала.

Не хочу! Не хочу идти к ворожее, передумала, дурные предчувствия, тоска, муторно, не могу спать. Это примерно то, что я чувствовала накануне визита. Мне хотелось удрать и спрятаться. Я перебирала причины отказа, говорила себе, что вот прямо сейчас отстукаю послание, извинюсь, скажу, как мне жаль и… и… И все! Свободна. Все равно уже ничего не исправить. Эта странная женщина убила себя. Мы пересеклись на миг, она сунула мне ключи… Как будто бы вручила собственную судьбу. Почему мне? Почему я? Почему мы оказались в одном пространстве в одно время? Кто дергает за нитки и сталкивает лбами?