– Спасибо, – говорит Чарлотта – совсем тихо.

Вернувшись к кровати, я беру её – себя – за руку. Дыхание женщины замедляется, и мы вместе смотрим в окно.

Солнце встаёт над деревьями, наполняя комнату сиянием. Цвета меняются – розовый превращается в оранжевый, потом в ослепительно-золотой. Всё происходит быстро, словно время ускорилось.

Сколько раз я видела, как встаёт солнце?

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Не знаю, чьими глазами я гляжу. Но я помню, что наши глаза на самом деле одно и то же. Мы – один человек, оказавшийся в двух разных точках времени. Нет. В одной и той же. Сейчас.

Мир становится светлее. Начинается новый день.

Я снова делаю вдох, но рассвет так прекрасен, что дышать дальше я забываю.

Показывается солнце, и я чувствую, что лечу, лечу как стрела, прямо на свет.

И кроме света больше ничего не вижу.

Первое, что я слышу, – это негромкое птичье пение, оно то усиливается, то стихает в такт биению моего сердца. Мелодия поначалу кажется совсем простой – один и тот же мотивчик повторяется снова и снова. Но затем раздаётся другая звонкая песня – очаровательные высокие звуки словно заполняют паузы. Начинает петь ещё одна птица, и ещё, и ещё, и ещё. Свист и трели, чириканье и щебет; весёлые ноты дождём обрушиваются на меня. Звук словно исходит отовсюду, все птицы поют одновременно, их песни сплетаются и перекликаются, и моя голова наполняется музыкой.

А потом я слышу голос Диззи:

– Чарли!

Я открываю глаза и вижу яркий свет, пробивающийся сквозь листву.

– Просыпайся, – говорит Диззи, слегка тряся меня за плечо. Я медленно сажусь. – Джонни говорит, что нашёл дорогу.

Я смотрю вокруг. Комната исчезла, и нигде нет старушки, которая была мной. Я сижу в тени огромного дуба, а лесная полянка залита лучами солнца. Вместо снега в солнечном свете сияет ковёр цветов. Не считая Диззи, на полянке ни души.

Старого Крони нет.

Я снова в лесу, но ночь закончилась. Настало утро.

– Пошли, – говорит Диззи, жестом зовя меня за собой. – Сюда!

Поднявшись на ноги, я тороплюсь за Диззи, шагающим между деревьев. Над нами продолжают в полный голос петь птицы, но, подняв голову, я не могу разглядеть ничего – только редкие проблески синевы в сплошной зелени. Это просто невероятно. Деревья покрыты густой листвой. Ничто не намекает на грозу, которую мы пережили вчера.

– Сюда!

Джонни стоит на холме на опушке леса. Меж стволов видно восходящее солнце.

Я подхожу к Джонни и, прислонившись к дереву, смотрю на мир за пределами леса.

Под светлеющим небом лежит лоскутное одеяло полей, золотисто-зелёное в утренних лучах. Посередине стоит ферма, а за ней виднеется деревня – крыши домов и магазинов вырисовываются на горизонте, на севере – церковная колокольня.

Джонни и Диззи спускаются с холма на разбитую дорогу. Стараясь не поскользнуться на мокрых от росы колокольчиках, ковром устилающих склон, я следую за ними, и мы, все трое, наконец выходим из леса.

Мы смотрим друг на друга, не в силах поверить, что выбрались.

Первым заговаривает Джонни.

– Давайте никому не будем рассказывать о том, что случилось, – произносит он тоном, не терпящим возражений. – Никому. Просто скажем, что заблудились в лесу и пришлось переночевать.

Диззи кивает:

– Если мы и расскажем, никто не поверит. Люди решат, что мы всё выдумали. Или посадят нас в психушку.

Мальчишки поворачиваются ко мне, ожидая ответа. Я вспоминаю, как они уходили от меня задом наперёд, по собственным следам, в темноту. Но теперь пятиться нельзя.

– Что скажешь, Чарли? – спрашивает Диззи.

– Наверное, ты прав, – говорю я и щурюсь, глядя на восходящее солнце. – Другим не обязательно знать, что случилось с нами, но это не значит, что ничего не произошло…

Я вспоминаю слова Старого Крони. Всё меняется. И мы тоже.

– Мы не обязаны быть такими, как раньше, – застенчивыми, запуганными, злыми или вредными, – продолжаю я. – Мы можем стать такими, какими нам хочется. – Я смотрю на Джонни – его лицо наискось пересекает полоса солнечного света. – Мы можем стать друзьями.

Джонни смотрит на меня, потом на Диззи. Потом плюет на ладонь и протягивает руку.

– Дружба, – говорит он, кивнув.

Я пожимаю ему руку. Диззи делает то же самое.

Мы улыбаемся. Мир изменился за одно мгновение.

– Пошли, – говорит Диззи. – Пора домой.

Под пение птиц мы пускаемся по дороге в обратный путь. Деревня приближается; прищурившись, я уже могу разглядеть крышу нашего дома и окно своей комнаты: оно блестит в лучах утреннего солнца.

Я думаю о маме, о папе и о неприятностях, которые меня ждут, но, как ни странно, я больше не боюсь. Я ведь решила быть храброй.

На дороге я замечаю сложенную пополам газету. Кто-то бросил её на обочине. Наверное, посыльный, он возит газеты на ферму к Джуксу.

Я наклоняюсь и поднимаю её. Это «Таймс», и на первой странице, как всегда, скучный перечень рождений, браков и смертей.

– Что это? – спрашивает Диззи.

– Сегодняшняя газета, – отвечаю я, указав на дату.

Вторник, 16 мая 1933 года.

– Интересно, про нас ничего не напечатали? – интересуется Джонни. – «Трое детей пропали в лесу!»

Я переворачиваю страницы, читая мелькающие заголовки. «Резолюция Лиги Наций[4]. Америка объявляет антигерманский бойкот. Напряжение в Европе».

Я слышу в голове эхо собственного голоса, предупреждающего, что впереди ждёт беда. Я вспоминаю то, что мы видели там, в лесу. Пускай это мгновения – но они принадлежат нам. Здесь и сейчас.

– Нет, – отвечаю я, снова складывая газету пополам. – Но ещё напишут. Мы вышли из леса. Мы теперь можем всё.

Сунув газету под мышку, я улыбаюсь друзьям, и мы шагаем дальше, в будущее.

Джонни Бейнс, капрал Королевской медицинской службы, служил санитаром в Британских экспедиционных войсках, посланных на помощь Франции в начале Второй мировой войны. Когда немецкие войска в мае 1940 года вторглись во Францию, отряд, в котором находился Джонни, был вынужден отступить в Дюнкерк, портовый город на севере Франции. Там собрались тысячи союзных солдат; они были окружены со всех сторон и подвергались непрерывным атакам. Наконец более трёхсот тысяч человек эвакуировали из Дюнкерка на поспешно собранных судах, которых было около тысячи. Во время эвакуации Джонни был в числе добровольцев, остававшихся в Дюнкерке до последнего, помогая раненым и умирающим, однако вечером в воскресенье, второго июня, он получил приказ эвакуироваться. Его забрала маленькая рыбачья шхуна, однако по пути к британским берегам она подверглась обстрелу, и весь экипаж оказался за бортом. Когда судно ушло под воду, Джонни запутался в сетях и утонул. Ему было восемнадцать лет.