Хотя у Лулы и Кима хватило мудрости не сражаться за сохранение власти, даже Лула начал демонстрировать самоуверенность и самодовольство, типичные для стареющих режимов. В 2009-м, когда глобальный финансовый кризис опустошал многие страны Запада, но еще не добрался до развивающихся, Лула, у которого заканчивался второй срок, принялся ликовать по поводу того, как хорошо Бразилия справилась с кризисом. Он нравоучительно замечал, что финансовый катаклизм 2008 года “вызвали не чернокожие, не коренные народности и не бедняки. Этот кризис был посеян и выращен иррациональным поведением некоторых белокожих и голубоглазых людей”. Ему не приходило в голову, что кризис ударит по Бразилии и множеству других развивающихся стран в последующие годы, уже после того как сам он – в соответствии с бразильскими законами – уйдет в отставку 1 января 2011 года.

К сожалению, Эрдоган и Путин не выказали подобного уважения к законодательным ограничениям своей власти. Оба пребывают на высших постах уже четвертый срок – весьма редкое событие для ведущих стран мира – и представляют собой яркие примеры засидевшихся лидеров. Еще совсем недавно, в 2006 году, готовность российского руководства ограничивать расходы и прислушиваться к базовым советам о том, как сохранить подъем, включая необходимость диверсификации ради ослабления зависимости от нефти, производила сильное впечатление. Однако вскоре после этого политика изменилась: правительство стало расходовать Резервный фонд, созданный для сохранения прибыли от продажи нефти, и тратить большие средства на подачки народным массам, включая солидные прибавки к пенсиям быстро растущему множеству пожилых граждан. Это угрожало стабильности российского бюджета, которой удалось достичь с таким трудом.

Между тем в Турции критики режима называли Эрдогана “очередным Путиным”, который превращается в диктатора и теряет интерес к реформам, наступая на гражданские свободы и жестоко подавляя инакомыслие. Придя к власти в 2002 году как лидер исламистской Партии справедливости и развития, Эрдоган взял хороший старт, и до самого конца его первого срока в 2007 году Турция считалась одним из ведущих реформаторов развивающегося мира. Эрдоган получил всеобщее признание благодаря тому, что открыл возможности для составлявших большинство религиозных мусульман, которые долгое время не могли занимать руководящие должности. Это введение большинства в основное русло привело к резкому подъему, который сделал Эрдогана популярным не только среди практикующих мусульман, но и среди некоторых представителей старой секулярной элиты – “белых турок”.

С каждыми новыми выборами Эрдоган получает все бóльшую поддержку в законодательных органах, но вместе с тем растет и его самонадеянность. К своему третьему сроку, начавшемуся в 2011-м, Эрдоган оттолкнул от себя светскую часть общества агрессивным насаждением мусульманских социальных норм: борьбой с ночными клубами, алкоголем, курением, выпивкой и публичными поцелуями. Как и Путин, Эрдоган прилагал много усилий к пробуждению национальной гордости – в его случае это реализация проектов, призванных возродить исламское величие Турции времен Османской империи, включая строительство самой большой в мире мечети. Это еще больше оттолкнуло светских турок. Два года спустя планы Эрдогана по превращению популярного стамбульского парка в торговый комплекс в духе Османской империи привели к мощным протестам среднего класса; тем самым Турция пополнила ряды развивающихся стран от Египта до Бразилии, где средний класс выступает против стареющего правительства.

Аналитики, бросившиеся объяснять этот всплеск волнений летом 2013-го, устремили внимание прежде всего на протестующий средний класс, а не на стареющие режимы, против которых протест был направлен. В The Washington Post описали феномен “ярости среднего класса”, ставшего “более требовательным”. Автор статьи в The New York Times, сидя в роскошном ресторане в предместье Стамбула, рассуждает о восстании “нарождающихся классов” и “образованных обеспеченных людей”, извлекших максимум преимуществ из тех режимов, которые теперь отвергают. Политэкономист из Стэнфордского университета Фрэнсис Фукуяма углядел “революцию среднего класса”, инициированную технически подкованной молодежью. Все это были интересные и хорошо изложенные наблюдения, но не рост среднего класса был предвестником волнений. Да, средний класс увеличивался в странах, охваченных протестами, но и во многих других странах он тоже увеличивался. За предыдущие пятнадцать лет в двадцати одной из крупнейших развивающихся стран доля среднего класса в населении страны росла в среднем на восемнадцать процентных пунктов и слегка превысила половину.

Однако протесты возникли и в тех странах, где средний класс рос особенно быстро, например в России (на шестьдесят три процентных пункта), и в тех, где он рос весьма медленно, как в ЮАР (на пять процентных пунктов). Самые сильные волнения произошли там, где рост среднего класса происходил со скоростью, близкой к средним восемнадцати процентным пунктам: в Египте (четырнадцать пунктов), в Бразилии (девятнадцать пунктов) и Турции (двадцать два пункта). Иначе говоря, нет прямой связи между ростом среднего класса и подъемом протестного движения среднего класса.

Общим для всех этих протестных движений была их направленность: все они были обращены против стареющих и самонадеянных режимов. Экономический подъем, охвативший развивающиеся страны в 2000-е, убедил многих национальных лидеров в том, что именно им страна обязана своим успехом. Они пускались на разнообразные уловки (удлинение срока полномочий, смену должностей), чтобы удержаться у власти. В 2003–2013 годы в двадцати ведущих развивающихся странах средняя продолжительность пребывания правящей партии у власти выросла вдвое: с четырех до восьми лет. В большинстве этих стран это вполне устраивало процветающее большинство, пока к концу этого десятилетия экономический рост в развивающихся странах не стал резко снижаться.

Первые волнения разразились в 2011-м, когда произошел резкий всплеск забастовок шахтеров ЮАР. Позже в том же году прошли протесты против Сингха в Индии и Путина в России, где некоторые из демонстрантов несли лозунги, сравнивавшие Путина с пресловутыми пожизненными диктаторами типа Муаммара Каддафи в Ливии и Ким Чен Ира в Северной Корее. К 2013 году в семи из двадцати ведущих развивающихся стран – в России, Индии, ЮАР, Египте, Турции, Бразилии и Аргентине – вспыхнули политические волнения. Причем все эти протесты были направлены против режимов, господствовавших долее восьми лет и не справившихся с экономическими проблемами посткризисного мира.

Можно предположить, что даже сильные лидеры, засидевшись во власти, теряют реформаторский импульс. Конкретный временной расклад нередко зависит, по крайней мере частично, от состояния экономики. Когда в середине 2003 года Нестор Киршнер стал президентом Аргентины, страна пыталась выбраться из тяжелой четырехлетней экономической депрессии. У Киршнера, завзятого популиста, был, однако же, увлеченный реформами министр экономики Роберто Лаванья, который помог аргентинцам, затянув пояса, преодолеть последние годы депрессии. Но в 2005 году, как только экономическое положение страны укрепилось, Киршнер отправил Лаванью в отставку и снова свернул влево. Это был очень красноречивый жест – точно такой же, как санкционированный Путиным уход Кудрина в 2011 году. Когда президенты начинают отправлять реформаторов в отставку, это настораживает.