* * *

У Тиянит было маленькое уютное жилище, выструганное прямо в стволе векового древа. Чтобы попасть в него, Джулиану нужно было лезть с десяток метров вверх, цепляясь за маленькие выбоины в коре, затем ползти и прыгать по веткам, уворачиваясь от проказливых букашек, мелких птичек и змеевидных ящериц — любимцев Тиянит, затем нужно было напрячь зрение, потому что дупло скрывала иллюзия: только соплеменники знали, как найти вход в убежище хранителя. После драки с Йолифь это было довольно трудной задачей. Руки дрожали, сердце колотилось, а ноги отказывались прыгать достаточно высоко. Хорошо было только одно: восторг от боя полностью убил в Джулиане страх оступиться и упасть.

Тиянит ждала его в плетёном кресле. В её руках было вязание, и узор уже начал проявляться: это была охота. Джулиан мог разглядеть снующих по полотну диких оленей и их преследователей, прячущихся в тени. Кажется, молодой неосторожный эльф спугнул всё стадо, и теперь маскировка бесполезна: олени почуяли опасность. Смогут ли охотники теперь настигуть своих жертв и накормить племя?

Женщина была очень старой. Действительно старой. Возраст большинства зрелых эльфов можно было угадать только по глазам, но здесь старость была налицо: Тиянит была покрыта морщинами, пересекаюшими и лицо, и тело, груди её были поникшими почти до живота, волосы потеряли сияние и цвет, а мышцы былую упругость. Она была самой старой эльфийкой в племени, и из её чресел вышло порядка десятка детей, а ещё она было могущественной колдуньей, и именно из-за неё другие кланы боялись Йилийсэ.

— Здравствуй, Тиянит, — поздоровался Джулиан, прикрывая за собой дверь в лаз. Внутри норы была зажжена лампа — это значит, его ждали, ведь он — единственный в племени, кто не видит в темноте.

— Привет, малыш Джулиан. — Тиянит отложила вязание в сторону. Кучка пленных феечек зажужжала вокруг полотна, о чём-то переговариваясь. Джулиан не знал их языка, он разобрал только «смерть эльфу» и «сладкая кровь». Феи — удивительно кровожадный народ. — Присаживайся и выпей со мной отвар.

Джулиан опустился на пол, где были постелены великанские листья и взял за ручку горячий кувшин с отваром из трав и ягод.

Тиянит тоже сползла с кресла, села, сгорбившись, согнув перед собой ноги и подождала, пока Джулиан разольёт напиток по чашам.

Джулиан глотнул отвар из чаши, заполняя рот душистым сладким вкусом, и прикрыл глаза. Этот напиток был его любимым. Тиянит хорошо позаботилась о том, чтобы принять его как следует, и эта её внимательность проявлялась в подобных жестах по отношению ко всем членам племени и даже к членам клана.

«Она чувствует себя матерью для всех, и эльфы не могут не быть благодарными, верными, — подумал Джулиан, наслаждаясь запахом шиповника, который феи разлили в воздухе. — Всё племя будет стоять за Тиянит насмерть только поэтому. Эти узы куда сильнее, чем те, что держит в своих руках отец. Или император».

— Я заметила, что шиповник — твоя любимая ягода, сын хранителя, — сказала Тиянит.

— Ты права, — кивнул Джулиан. — Настой шиповника имеет замечательный кислый вкус, а запах его цветения сладкий, как любовь жрицы. Шиповник прекрасен, но не беззащитен, неосторожного собирателя он оцарапает до крови, и это лучшее сочетание.

— Опасность и красота, — кивнула Тиянит. Как и все эльфы, она любила скупые наклоны головы. Они не всегда выражали согласие или несогласие, а скорее интерес к разговору. — Ты описываешь себя, маленький человек. Только вот твои шипы не защитят тебя от действительно сильного и равнодушного противника: тот просто наступит на твою ветвь, сминая и острые шипы, и благоухающие цветы. Что ты будешь делать в таком случае?

Джулиан почти не удивился повороту, в который Тиянит завела их короткую беседу. Тиянит была умнейшей женщиной, и знала, куда целиться, даже если стрельба была импровизированной. Глупо было и пытаться быть неискренним с ней, поэтому Джулиан подавил в себе желание отмахнуться от темы.

— Кусты шиповника распространяют свои побеги на большие расстояния, — сказал Джулиан, немного подумав. — Одна ветвь не станет большой потерей. Если мой враг решит уничтожить их все… что ж, ему придётся вытаптывать кусты неделями. А затем выкорчёвывать землю, в которую попали семена.

Тиянит улыбнулась и отпила несколько долгих глотков.

— Твой враг должен быть упорен и строг к самому себе, чтобы победить. — Она поставила чашу у своих ног. — Растоптанные растения поднимают головы спустя время.

Джулиан кивнул. Горячий напиток грел руки. Хотелось спать. Скорее всего, снаружи солнце уже светило вовсю.

— Ты с нами уже несколько лун, Джулиан, — сказала Тиянит после непродолжительного и уютного молчания. — Племя сделало свои выводы, а ты сделал свои. Осталось только принять решение.

Он знал, что это день придёт. День, когда нужно будет выбирать: остаться или уйти. Он знал, но не был к этому готов.

Джулиан закусил губу. Если он покинет племя, то что станет делать? Найдёт другое? Вернётся в Риддию? Станет отшельником вместе с Йотлем?

Но если останется? Что тогда?

Джулиан взглянул в молочно-белые глаза Тиянит, что молча наблюдала за ним. Её глаза были честными. «Если ты останешься, мы будем развивать и взращивать твои таланты, — говорили эти глаза. — Мы сделаем из тебя непревзойдённого воина. Мы вытянем из тебя все что было в тебе скрыто. И это оружие, оружие в твоём лице, мы направим на благо клана и супротив наших врагов».

Джулиан прикрыл веки, вспоминая то мастерство, с которым действовали старшие: Туруфь, Ярри, пара Тиянит — Лойгу. Даже юная Йолифь была прекрасным бойцом. Ей не понадобилось много времени, чтобы уложить Джулиана на лопатки. Эльфы в своей изобретательности превосходны. Даже странно, что им приходится укрываться от людей в лесах под покровом иллюзии.

Сможет ли он стать таким, как они?

Джулиан открыл глаза и посмотрел на Тиянит. Кажется, выбора у него не было.

— Я с вами, — сказал Джулиан.

— Я в этом не сомневалась, — ответила Тиянит ровным голосом. — Твой разум всегда пытается просчитать выгоду. Но знаешь, что сильнее твоего разума? — Джулиан посмотрел на хранителя вопросительно, и та коснулась его груди длинными когтями, комкая ткань одежд. — Твоё сердце. А оно давно уже принадлежит нам.

* * *

Йотль ждал его на соседней ветке. В руках у него был походный инструмент, и он лениво наигрывал тихую мелодию, прикрыв большие глаза. Белые ресницы красиво сверкали в свете солнца, отбрасывая тени на белое же лицо. Тонкие руки с неестественно-длинными пальцами задевали толстые струны небрежно, но звуки, что они рождали, были восхитительны.

— Я никогда не слышал,