Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работа кипела, но уже без меня…
Я ждала ребенка. Нашего первенца. И он родился таким, каким я мечтала: похожим на нас обоих, взявшим от каждого самое лучшее. Только вот здоровье его… Жизнь превратилась в вечные хлопоты вокруг больниц и поликлиник. Подруги говорили, что в детстве все дети часто болеют, смеясь вспоминали свой больничный опыт. Уверяли, что с возрастом все пройдет. Но проблемы, касающиеся здоровья сына, росли вместе с ним. Думать о том, чтобы вернуться на работу, было некогда. Да и острой необходимости в этом не было: фирма процветала, благодаря усилиям нанятых менеджеров, деньги текли рекой. Но для меня это означало только одно: бестолковые врачи поликлиник сменялись высококвалифицированными узкими специалистами, наши убогие больницы. – безукоризненными западными клиниками.
Что и говорить – наверно я была плохой женой и, если уж совсем начистоту, неполноценной женщиной. Туфли на шпильке, макияж, нарядные платья, красивое белье – остались в прошлом. Духи…
Я обожала менять их каждый месяц. Но какие могут быть духи, когда ты проводишь большую часть своего времени в стерильной больничной палате. Я перестала пользоваться косметикой – мне казалось это противоестественным там, где люди ведут борьбу со смертью.
Мой мальчик… Он с детства не мог ходить.
Нам говорили, что это невозможно. Но сейчас, после трех операций и изнурительных курсов терапии он может передвигаться с помощью костылей.
Но чтобы он мог самостоятельно сделать первый шаг, нужна еще одна, последняя операция. Все эти годы от меня требовались лишь мужество и оптимизм. Я говорила ему, что однажды он выйдет из дома сам. Сам пройдет по знакомой аллее, что придет такой день, когда он забудет свое детство на колесах. И этот день станет нам обоим вознаграждением за пятнадцать лет труда – без праздников и выходных. Ведь это самый тяжелый труд – идти к своей цели, когда все вокруг говорят, что это невозможно, что безнадежно, что…
Моя вера, должно быть, оказалась настолько сильной, что ее хватило не только на нас с сыном, но и на врачей и на всех окружающих. Жаль только, на мужа ее не хватило…
Месяц назад он сказал, что хочет развестись со мной. Это был жестокий удар, но вам я не буду описывать своих чувств. Вы не хуже меня знаете…
С тех пор я не видела его. А три дня назад со мной разговаривал его адвокат – молодой мальчик с безразличными глазами. Нам с сыном предстоит переехать в маленькую двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте. Алименты составят тысячу рублей, потому что официально мой муж получает три. И главное – о той, самой последней операции, которая подарит моему сыну возможность ходить, речи даже не идет. А она стоит пятнадцать тысяч долларов. Муж не отвечает на звонки, а его адвокат дал понять, что он, проконсультировавшись со знакомым врачом, считает операцию нецелесообразной и не верит в ее успех.
Через неделю мне предстоит покинуть этот дом. Я не знаю, что сказать сыну. Не знаю – как сказать. У меня плохо получается в последнее время улыбаться и убеждать его, что все у нас будет хорошо. Операция назначена через два месяца. Сказать сыну, что ее не будет, я не могу.
Если бы не мой мальчик, я наверно покончила бы. с собой. Нет сил переносить все это… Но я даже этого не могу сделать. Что с ним станет тогда?
Но впереди у нас только пустота. Пустота и крах надежд. Что станет с ним, когда он узнает ?
Ночами мне снится один и тот же сон: нам с сыном нужно уйти вместе. Туда, где больше не будет боли… Вместе… Я просыпаюсь в холодном поту…"
Артем закончил читать письмо и поднял глаза на Полину. Похоже, она плакала давно, потому что глаза ее успели припухнуть от слез. Она хотела что-то сказать, но захлебнулась слезами и закрыла лицо руками.
– Не плачь, – сказал Артем, думая о чем-то своем. – У них все прекрасно.
Полина взорвалась:
– Ты бесчувственный! Ты.., злой! – выпалила она, глядя на него так, будто впервые увидела. – Как ты можешь так говорить?
Она вдруг перестала плакать и спросила с ужасом:
– Что ты имеешь в виду? Неужели она.., неужели они…
Губы ее задрожали, и Артем не выдержал:
– Да живы они! Мальчик ходит! А его мама прекрасно выглядит. Кстати, кажется, собирается снова замуж.
– Ты шутишь? – удивилась Полина. – Откуда ты можешь это знать?
– Случайно пересеклись. – Артему совсем не хотелось обсуждать с Полиной свои дела.
Но она схватила его за локоть и заглядывала в глаза.
– Я занимаюсь одним делом. Собирал информацию. Вот так и познакомился с Амелиной Екатериной Григорьевной.
– Эго правда? Артем, – глаза Полины сияли, – прости за то, что я наговорила. Расскажи мне, пожалуйста, как это получилось?
Артем лишь покачал головой.
– Ну пожалуйста, – не унималась Полина. – Я понимаю, что нельзя, но я никому, клянусь, ни слова, ни звука.
Несколько минут Артем раздумывал.
– Мне нужно взглянуть на другие письма, – сказал он.
– Не стоит, – неуверенно возразила Полина, – они могут быть личными. Это неудобно.
Полина быстро прикрыла ящик руками и строго взглянула на Артема.
– Что ты хочешь здесь найти?
– Так, проверить кое-что.
Истории Амелиной и Свешниковой были очень похожи. И если в ящике окажется письмо от одной из женщин, список которых лежал у него в кармане… Конечно, это было бы слишком, но кто знает…
– А если я позволю тебе, ты расскажешь? – спросила Подина жалобно.
– Договорились, – пообещал Артем. – Только не здесь. Я провожу тебя домой, а ты, как гостеприимная хозяйка, напоишь меня чаем, хорошо?
Полина радостно кивнула и пропустила его к ящику.
Кроме письма Амелиной, в ящике лежало еще два, и оба – от женщин. Артем бережно перебрал их, стараясь запомнить адреса и фамилии корреспонденток.
Первое письмо пришло из Нижнего Новгорода от Александры Уваровой, второе – из Петербурга от Коровиной Е. И. Это конечно не означало, что Свешникова никогда не писала Королевой, но прыти Артема поубавило. Он ухватился за фантастическую идею. Пора было возвращаться к реальности.
И все-таки, пока Полина возилась с замком, он достал свой блокнот и записал фамилии и адреса женщин. «Так, – сказал он себе, – на всякий случай…»
Всю дорогу Полина ускоряла шаг и вопросительно смотрела на Артема. Может быть, он начнет рассказ прямо в метро? Но Артем всю дорогу молчал, словно воды в рот набрал, и о чем-то думал.
Он заговорил лишь после того, как Полина вскипятила воду и разлила по чашкам дымящийся чай.