— Может, тебе стоит пойти отдохнуть? — спросил я, не в силах отделаться от ощущения какой-то неестественности в её поведении. Да что за морок такой! Неужели опять происки Ариадны?

— Пока нет. Скажи, пожалуйста, милый, — протянула Фелиция, отхлебывая из бокала, который ей с поклоном подал Тибор, — а твой замок старый?

— Ему шесть веков. Мои предки построили его на этой скале. У рода Альваресов есть семейная легенда о его строительстве, если хочешь, могу рассказать.

— Конечно, хочу! — оживилась Фелиция. Она приподнялась и подвинулась, похлопав ладонью рядом с собой, — только садись рядышком. Если легенда будет страшной, я хочу, чтобы ты меня защитил!

Сдержанно улыбнувшись её наивным словам, я выполнил её просьбу. Фелиция повозилась, уютно устраиваясь у меня под рукой; я положил ладонь ей на живот и начал рассказывать:

— Мой предок, Миран Альварес, отвоевал это место у лесного короля, который насылал своих духов, чтобы помешать строительству. Предок вызвал его на честный бой, но тот попытался одолеть его хитростью и призвал на помощь многих лесных чудищ. Альварес победил его и всех его приспешников, а их кости замуровал в стенах этого замка, чтобы отвадить от него прочую нечисть.

— Какой ужас! — ахнула Фелиция и только сильнее прижалась ко мне. Я усмехнулся и потрепал её рыжие локоны, — это правда?

— Легенда утверждает, что да, но я не проверял.

— А что стало с этим лесным королём?

Я пожал плечами:

— Наверное, его постигла та же участь. Об этом легенда умалчивает.

— Страшно, — вздохнула Фелиция, — вот так вот проснёшься ночью, а по замку всякие призраки чудищ шастают!

Я только рассмеялся её мнительности и обнял за плечи.

* * *

Ночь выдалась беспокойной. Впервые за долгое время я ночевал в своей спальне, а не у Фелиции, но сон долго не хотел приходить. Не помог даже травяной настой, который любимая сделала специально для меня, выгнав из кухни всю прислугу. Раньше я отлично спал после него, но в этот раз что-то пошло не так.

Стоило закрыть глаза, и в голову начинала лезть всякая чушь. Тело обжигала ярость Алого, но сам дракон не отвечал на мой зов. В ушах раздавался чей-то глумливый хохот. Один раз мне удалось всё же провалиться в тяжёлый сон, но я тут же проснулся в холодном поту: привиделось, что Ариадну уволакивают куда-то кривляющиеся и извивающиеся тени, а она плачет и тянет ко мне руки, умоляя спасти её.

— Что за демонщина… — прохрипел я, прижав ладонь ко лбу. Почему я не могу перестать думать об этой ведьме? Почему она постоянно является ко мне в мыслях?

Матей, вдруг ни с того, ни с сего вспомнил я. Такое имя мы с Ариадной выбрали для сына.

— Матей, — прошептал я и невольно улыбнулся теплу, которым это имя отозвалось в сердце. Решено. Завтра же обсужу это с Фелицией.

Кстати, где она?

Половина кровати, на которой спала Фели, пустовала. Лунный свет выхватывал из ночной тьмы лишь небрежно скомканное покрывало, но ни самой Фелиции, ни её одежды на кресле рядом с кроватью не было.

Я тут же вскочил. Куда она, демоны её побери, подевалась посреди ночи?!

Прислушался к ночной тишине: из коридора не доносилось ни звука. Но оставаться на месте я не мог и, не накинув на себя даже халата, выскочил за дверь, прихватив только ножны с мечом. Огляделся: в коридоре не было ни души, но в воздухе витал слабый цветочный запах духов Фелиции. Я зашагал вперёд, ориентируясь на него, и дошёл до коридора, который вёл прямо к Алой гостиной.

Неужели…

Аромат будто бы усилился и, поддавшись наитию, я в два размашистых шага достиг высоких дверей, занёс руку, чтобы распахнуть их и замер.

Из гостиной послышался заливистый смех и голос Фелиции:

— Да, конечно… разумеется, я обо всём помню! Не стоит так волноваться… всё почти готово!

Не выдержав, я пинком распахнул дверь и ворвался внутрь с яростным рыком:

— С кем ты разговариваешь?!

Фелиция взвизгнула и вскочила с дивана, сделав стремительное движение, будто пряча что-то под подушку:

— Ни с кем, милый!

Глава 20

Алый позвал меня? Мне не померещилось?

Я тряхнула руками и присела на краешек стула, напряжённо вслушиваясь в пустоту. Пустота отвечала молчанием.

Наверное, всё же послышалось. Немудрено, столько всяких событий и известий обрушилось на меня за последние часы, что…

— РИ!

Голос у Алого был нетерпеливый и, вместе с тем, какой-то встревоженный. Словно ему позарез надо было что-то мне сообщить, но он не был уверен, что я отвечу. Я сидела, не зная, что и подумать. Уж не ловушка ли это? Дракон никогда ещё не связывался со мной подобным образом. Это не значит, что подобное невозможно, о чём-то таком я слышала, но на себе не ис…

— РИ!!

Алый явно начал терять последние остатки терпения. Я зажала рот руками, испугавшись, что вот-вот сорвусь и отвечу. А если он так отследит меня до этого места и явится сюда? Хороша же будет моя благодарность Иштвану за заботу!

Алый замолчал, но я кожей почувствовала жар его чешуи. Невольно вспомнила, как впервые дотронулась до неё, как села на спину дракона, даже как спала на ней, укрытая его крылом…

Но он пускал и ведьму к себе на спину, напомнил мне въедливый внутренний голос. Что это, как не предательство?

Комната задрожала, дробясь в навернувшихся на глаза слезах. Я скорчилась на стуле, мотая головой и с силой зажимая уши руками. Мне хотелось откликнуться. Очень. После всего, что узнала, внутри запылало неистовое желание бросить всё и бежать к Рену, чтобы рассказать ему всё, докричаться, достучаться до него, чтобы он понял всю правду о своей рыжей шлюхе.

Рен. Когда я произносила это имя даже мысленно, перед глазами возникало его лицо, и я таяла от нежности и любви. Но потом между нами вставали отвратительные воспоминания о голой ведьме на его коленях, а в ушах, как смертоносных хлыст, звучали безжалостные слова:

“Ты даже не смогла родить мне ребёнка, Ариадна!”

Сердце от этих воспоминаний болело так, будто в него, как в подушку для иголок, вонзили сотни лезвий.

В этот момент вернулось плохо забытое чувство: я ощутила себя ничтожной и одинокой. Словно стояла одна, на берегу обрыва, а на меня гигантскими шагами наступала чёрная толпа, которую возглавляла гнусно ухмыляющаяся Фелиция. Она шла, гордо выпятив раздувшийся живот, и сверкала глазами, как победительница. От осознания собственной ничтожности я съёжилась, особенно остро ощутив одиночество. Меня