Любой здравомыслящий человек понимал, что по плану Янга залогом выполнения обязательств Германии служило все ее национальное богатство. В результате в Германию непременно хлынул бы американский капитал. Отдельные группы в Германии пытались своевременно освободить свою собственность от непомерного заклада. В этой связи я припоминаю следующие предприятия, образующие часть электрической индустрии: АЕG (один из двух ведущих немецких электрических концернов), SOFINA и электротехнический концерн «Фельтен унд Гийом». Акции этих компаний были в это время проданы франко-бельгийской холдинговой компании, которая с тех пор ими и владеет. Подобные действия были неправильными, ибо означали начало финансовой ликвидации Германии. Гораздо полезнее было бы, если бы промышленники сопротивлялись, опираясь на принцип всей Версальской системы и, особенно, плана Янга.

Более того, необходимо отметить, что весь этот замысел США, так сильно повлиявший на детали плана Янга, дал очень плохие результаты в самой Америке. Ибо и там тоже многие немецкие концерны были преобразованы в корпорации, а их акции выброшены на свободный рынок. Сейчас акции этих американских компаний стоят всего лишь четверть их первоначальной цены. Это принесло большую выгоду банкирам, но по сути вызвало денежную инфляцию, сильно превышающую обычную прибыль деловой операции. То был период, когда люди теряли всякое представление о разумной прибыли. Не следует забывать, что сам план Янга оценивался в астрономическую сумму – двадцать миллиардов долларов.

План Янга был одной из главных причин подъема национал-социализма в Германии. Конечно, этому способствовала радикальная агитация Альфреда Гугенберга. Верно и то, что Гитлера не назначили бы канцлером – по меньшей мере, не так скоро, – если бы не интриги Франца фон Папена. Но тем не менее были и более глубокие причины: опасность коммунизма в Германии, оккупация Рура французами и бельгийцами и, наконец, план Янга.

Вскоре после решения рурской проблемы я поехал в Париж. Это было задолго до Локарно, в те дни, когда непреклонный Раймон Пуанкаре еще был премьер-министром Франции. Я неоднократно беседовал с французскими министрами, включая Аристида Бриана, который в 1925 году стал министром иностранных дел. Сначала мне казалось, что моя миссия будет удачной, хотя французский министр торговли заставил меня прождать полчаса в приемной. Бриан, наоборот, был очень вежлив и все– гда принимал меня сразу же. К несчастью, ситуация в целом оставалась весьма напряженной. По Парижу ходили слухи, что французский Генеральный штаб не согласен с политикой сближения, проводимой Брианом.

И все же я всячески старался способствовать налаживанию взаимопонимания через франко-германское общество, одним из основателей которого являлся. Однако напряжение не ослабевало, и жуткий случай в Гермерс– хайме в Пфальце вызвал новые волнения. Хотели организовать еще несколько конференций, но это оказалось невозможным. Все это происходило до того, как на Локарнской конференции началась новая серия переговоров, провозглашенная началом новой эры доброй воли.

Если бы германское правительство того периода не приняло план Янга, наверняка можно было бы многое сделать и достичь более благоприятных результатов. Тем не менее причиной трудностей того периода была серьезная психологическая ошибка немецкой стороны. В тот момент Германия действительно оказалась в трудной ситуации, но именно в трудных ситуациях нельзя идти на компромиссы по основополагающим вопросам. Сопротивление было возможным даже тогда, когда американцы сказали: «Ради бога, не делайте это!» Денежные выплаты были просто невозможны, ибо деньги нельзя производить, как товары.

Возвышению национал-социалистов способствовали также ошибки других партий. Я уже упоминал о том, как национал-социалисты склонили меня к переговорам со «Стальным шлемом» с целью переподчинить отряды СА верховному командованию «Стального шлема». Я целую ночь проговорил с майором Дюстербергом, руководителем «Стального шлема», но в конце концов он отверг предложение национал-социалистов. Национал-социалисты попытались договориться и с кабинетом канцлера Брюнинга: они, мол, готовы терпеть Брюнинга, не будучи представленными в его правительстве, если канцлер пообещает расстаться с социалистами. Йозеф Геббельс тогда заявил: «Если Брюнинг порвет с социалистами, мы поддержим его, не входя в его правительство». Это предложение было отвергнуто, хотя его следовало бы принять.

Благодаря своей необыкновенной ловкости Гитлер сумел использовать уязвленный патриотизм немецкого народа в личных целях. Народ, обладающий такими историческими традициями, как немцы, невозможно превратить в послушную овечку. Если бы социал-демократы были более патриотичными, они смогли бы сделать свою партию сильнейшей в стране. Один социал-демократический министр рейха Густав Носке был националистом. Если бы Отто Браун, социал-демократический премьер Пруссии, оказался хоть чуточку умнее!

Версальский договор, с экономической точки зрения, был ошибочным, а план Янга являлся непосредственным развитием принципов, лежавших в его основе. Именно по этой причине я вошел в состав комитета, собиравшегося объявить плебисцит по проблеме плана Янга до его принятия. Я знаю, что многие считали, будто именно радикальная агитация против плана Янга позволила Гитлеру привести свою партию к власти. И я также знаю, что в определенных кругах Франции движение против плана Янга рассматривалось как возрождение желания отомстить. Но у меня подобного чувства в этой связи никогда не возникало и не могло возникнуть, несмотря на заявления, которые неоднократно делал в то время Гитлер.

Сейчас уже ясно, что Гитлер играл не по правилам, вел себя вероломно, но в те первые годы он постоянно подчеркивал, что отказался от мысли отомстить Франции. Несмотря на все написанное в своей книге «Майн кампф» (на которую тогда не обратили особого внимания), он регулярно повторял: «Мы больше не конфликтуем с Францией. Мы хотим забыть обо всем. Нелепо всегда помнить о населении Эльзаса и Лотарингии. Конечно, население Эльзаса – немецкоговорящее, но по высоким политическим мотивам от Эльзас-Лотарингии можно отказаться». (Точно так же, чтобы произвести впечатление на Италию, Гитлер отказался от Южного Тироля, населенного главным образом немцами.)

Лично я всегда считал франко-германское сближение более важным, чем англо-германское, во всяком случае в целях умиротворения Европы. Англия традиционно желала рассорить страны Европейского континента. Я всегда считал, что Наполеон – как и Карл Великий – хотел объединить Европу, и, хотя в немецких учебниках истории Наполеона всегда представляют как человека, стремившегося господствовать над Европой, я верю, что он руководствовался более высокими помыслами.

После подавления сопротивления в Руре и краха немецкого денежного обращения, вызванного инфляцией, канцлер Штреземан добился согласия Комиссии по репарациям на иностранную помощь в целях реабилитации немецкого Рейхсбанка и немецкой валюты. Более того, он вырвал обещание перевести все финансовые обязательства Германии в другую форму. В ноябре 1923 года для исследования ситуации в Германии и составления предложений по новым способам платежей была сформирована экспертная комиссия под руководством американца Чарлза Дауэса. Результатом ее работы стал так называемый «план Дауэса», принятый рейхом 16 апреля 1924 года. Согласно этому плану, Германии был открыт иностранный золотой кредит в 800 миллионов марок для формирования нового золотого запаса Рейхсбанка. Таким образом получивший прочную основу Рейхсбанк оказывался под контролем иностранной финансовой системы. Иностранный заем обеспечивался закладом немецких железных дорог и ценных бумаг некоторых немецких предприятий, а также транспортным и другими налогами. Постоянная иностранная контрольная комиссия, разместившаяся в Берлине, должна была следить за немецким бюджетом и функционированием заложенных предприятий. План Дауэса не фиксировал общую сумму обязательств Германии, и действительно, было бы сложно договориться о какой-либо точной сумме. План Дауэса просто определил способ выплат. Было решено, что в течение пяти лет Германия будет вносить ежегодные платежи, начав с одного миллиарда золотых марок и постепенно, к пятому году, увеличив их до двух с половиной миллиардов. Если после 1928 года цена золота поднимется или упадет на десять процентов, обязательства Германии следовало пересмотреть. Каждый год обязательства Германии считались бы выполненными, если бы ежегодные платежи вручались главному представителю Комиссии по репарациям в Берлине. Затем он должен был конвертировать полученную от Германии сумму в иностранную валюту и распределять ее между союзными державами, выступавшими против Германии и ее союзников в мировой войне. После того как план Дауэса был утвержден на международной конференции в Лондоне, а Германия приняла необходимые законы, был выделен заем Дауэса – сто миллионов долларов в США, остальное в Европе.