Как бы то ни было, в то время я думал, что назначение Гитлера канцлером – всего лишь переходный этап, ведущий к восстановлению германской монархии. У меня были для этого следующие основания. В сентябре 1932 года я пригласил к себе домой ряд господ, в том числе генеральных директоров Кирдорфа и Фёглера, чтобы они могли задать Гитлеру свои вопросы. Гитлер ответил на все вопросы, к полному удовлетворению всех присутствовавших. На той встрече он четко и однозначно заявил, что является всего лишь «миротворцем на пути к монархии». Монархические настроения Гитлера в те дни привели в его партию большое количество представителей промышленных кругов.

Я также хочу напомнить, что осенью 1932 года Геринг побывал с двухнедельным визитом в Дорне у бывшего кайзера Вильгельма II. Приглашение на обед Гитлера и Геринга кронпринцем, казалось, доказывало, что сами Гогенцоллерны в то время возлагали на них большие надежды. Как впоследствии рассказал мне Геринг, после того как он и Гитлер уехали, кронпринц отпустил несколько неодобрительных замечаний в их адрес в присутствии слуг, которые тут же донесли об этом нацистам, что, по слухам, и положило конец дружбе Гитлера с кронпринцем.

Несмотря на это, весной 1933 года кронпринц посетил один из первых балов, которые впоследствии Геринг регулярно давал в Опере. С одной стороны в ложах сидел Геринг со всем своим штатом; с другой стороны, лицом к Герингу, сидел кронпринц, причем его поведение было столь демонстративным, что нацисты испытывали гнев и досаду. Однако многие решили, что у Гогенцоллернов в те первые дни власти нацистов были причины для оптимизма.

Сегодня я, к сожалению, вынужден признать, что тогда и я неправильно оценил политическую ситуацию. Однако я, по меньшей мере, могу утверждать, что действовал из самых лучших побуждений.

Политическая ситуация в 1932 году действительно была несколько запутанной. Шлейхер на самом деле лелеял мысль создать так называемое социальное (то есть социального обеспечения) правительство. Возможно, он намеревался скопировать фашистское правительство Муссолини, если не по сути, то по форме. Его переговоры с Грегором Штрассером зашли весьма далеко. В то же время он вел переговоры с некоторыми представителями крупных профсоюзов, которые – хотя и формально независимые – были тесно связаны с социал-демократической партией. С точки зрения национал-социалистов, вхождение Грегора Штрассера в кабинет непременно привлекло бы к разрыву или, по меньшей мере, к борьбе между Грегором Штрассером и Адольфом Гитлером, что не могло не закончиться партийным расколом. В действительности же мысль о поражении фюрера была абсолютно невероятной.

С социал-демократами все было наоборот. Вхождение в правительство нескольких социал-демократов, по крайней мере сначала, наложило бы обязательства на всю партию. От депутатов в рейхстаге зависело, занять ли партии независимую позицию, рискуя положением социалистов в правительстве, или солидаризироваться с правительством Шлейхера. Конечно, могли возникнуть новые партии, и социал-демократическая партия понесла бы серьезные потери, как в голосах избирателей, так и в престиже.

Коренной переворот произошел всецело благодаря фон Папену. Незадолго до описываемых событий президент фон Гинденбург все еще не доверял Гитлеру. Интриги Папена основывались, главным образом, на угрозе Шлейхера публично разоблачить остхильфеские скандалы. План «Остхильфе» был не только аграрным: определенные суммы вкладывались и в промышленность. Более того, несколько партийных групп, представленных в рейхстаге, пытались значительно расширить географическое понимание термина «Восток». Мало-помалу предприятия центра и юга Германии также были включены в план помощи Востоку. В конце концов в план вошли все те предприятия, которым угрожал всеобщий экономический кризис, вызванный, как полагали, послевоенными переменами, особенно инфляцией и последующим обесцениванием валюты. Несмотря на первоначальные благие намерения, план приобрел, как сказал бы объективный наблюдатель, коррупционную окраску. Главной «коррупционной» чертой было явное намерение исключить весь риск, присущий частному предприятию, и перенести бремя дефицита на общество. Сознательная коррупция получателей субсидий играла лишь второстепенную роль.

Аграрная помощь (Agrarische Nothilfe) выглядела совсем иначе. Ее главная цель состояла в помощи землевладельцам, увязнувшим в долгах не по своей вине, а из-за особых условий того периода. Вскоре обнаружилось, что большая часть фондов, контролируемых «Аграрной помощью», выдавалась не мелким и средним, а крупным землевладельцам. На самом деле некоторые землевладельцы не только не использовали выданные им деньги на выплату долгов или возрождение своих поместий, но проматывали деньги на модных европейских курортах.

Генерал фон Шлейхер играл важную роль в большинстве политических интриг последнего десятилетия. Однако он не сознавал, какой опасности подверг себя, когда сделал остхильфеское дело решающим пунктом политики своего кабинета. Конечно, на самом деле он добивался личной популярности в массах и хорошей стартовой позиции для рабочего правительства, которое намеревался создать.

Фон Папен видел сложившуюся ситуацию в совершенно ином свете. Его посредники давали ему точную информацию обо всех политических играх в окружении президента Гинденбурга. Незадолго до того Гинденбургу подарили огромное поместье Нойдек, где он родился. Вероятно, подарок был оплачен взносами промышленников. Таким образом – очень умный шаг – сам президент был возведен в ранг крупных землевладельцев, а его сын и одновременно его помощник сумел показать ему, насколько сложно управлять новым имением и как мало прибылей можно из него извлечь. Таким образом была создана благоприятная ситуация для сочувственного отношения президента к измышлениям других крупных землевладельцев. Хотя Гинденбург не препятствовал наказанию коррупционеров, он был убежден в том, что отдельные случаи коррупции – недостаточная причина для компрометации всего класса землевладельцев и недоверия к ним со стороны населения.

Возможно, этого было бы мало для того, чтобы лишить Шлейхера доверия президента. Может быть, провели бы переговоры и согласились бы либо обнародовать дело, но без скандала, либо просто замять его. Те, кто хорошо знал Шлейхера, не сомневались, что хватило бы простого намека, чтобы он сменил курс, так как он отчаянно стремился сохранить свой пост премьера. Но именно этого и боялся фон Папен. По достоверной информации о событиях, непосредственно предшествовавших отставке Шлейхера, именно фон Папен внушил президенту, что Шлейхер готовит против него военный мятеж. Во всяком случае, говорили, что окончательное и неожиданное решение президента предложить генералу Шлейхеру уйти в отставку было спровоцировано докладом, полученным как-то ночью. В докладе говорилось, что Шлейхер уже сосредоточил в Потсдаме войска, готовые двинуться на Берлин.

Ненависть Папена к Шлейхеру главным образом объясняется тем, что Шлейхер сыграл важную роль в свержении правительства Папена. На самом деле Шлейхер, привыкший к закулисным интригам, не собирался лично выходить на сцену после того, как сбросил Франца фон Папена. Однако получилось так, что у него не было выбора.