– Не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени для беседы?

Жук-рогач не ответил, перевел глаза на мураша, и тот счел это приглашением к диалогу.

– Не случилось ли сегодня или вчера что-то непредвиденное в жизни леса? Я трудился в другой его части и несколько дней отсутствовал.

Мураш лукавил, но совсем чуть-чуть, поскольку действительно ходил на разведку новых пастбищ для тли. А как еще объяснить свой поистине глупейший вопрос?

Жук-рогач не отвечал, и мураш счел нужным пояснить:

– Видите ли, до меня дошли несколько встревожившие меня вести.

– Ты, парень, не забивай себе голову. Чего тревожишься, если у тебя-то все хорошо? Так что иди своей дорогой и думай только о себе и другим не мешай думать. Я вот, например, занят сейчас только одним – где бы мне поудобнее устроиться, а тут ты со своей ерундистикой! – Жук насупился и отвернулся, всем видом показывая, что не намерен продолжать разговор.

– Вот-вот, все думают только о себе, им и дела нет до других, – еще больше загрустил мураш. Даже в родном муравейнике его не хотят понять. Сколько раз он пытался поговорить по душам с родичами – и слушать никто не хочет, отмахиваются, не приставай, у самих дел невпроворот, чего еще себе на шею приключения искать? Куда же ему деться со своей тоской?

Так прошло еще несколько дней. Мураш метался, не находя себе места. Необъяснимый, разъедающий душу страх постепенно превратился в настоящий ужас, и не было от него спасения. В один из обычных дней вдруг стало совсем плохо, и мураш еле-еле погнал тлю на пастбище. Сил жить не было, объяснить себе свое состояние он так и не смог, как не смог поделиться им хоть с кем-нибудь. Муравьи деловито сновали по своим рабочим делам, работали дружно, споро и весело, с азартом. Здесь мурашу с его зеленой тоской и ужасом не было места, и он сам попросился пасти тлю подальше от кипучей жизни сородичей…

Еле-еле перебирая лапками, тащился он перед заходом солнца домой, погоняя тучное стадо. Муравейник готовился к ночи, суетливо спускались с незаконченных построек строители, лесорубы закончили пилить сухие стебли трав и теперь торопились затащить их вовнутрь ограды, чтобы не пропал дневной труд.

Все было как обычно, необычным было лишь то, что лапки муравья отказались нести его домой. Он только загнал стадо, и его словно парализовало. Ужас навалился с такой силой, что мураш не мог шевельнуть ни одной лапкой. Вокруг спешили, перекликались, окликали друг друга муравьи, двери муравейника то и дело хлопали, пропуская весело галдящую ораву, а наш мураш прирос к земле и ни с места. Все в нем дрожало нестерпимым страхом и отказывалось идти домой.

«Ладно, переночую где-нибудь под листком», – тоскливо подумал мураш. Странно, но от этой мысли стало как будто чуточку легче, и мураш даже смог тихонько вскарабкаться на какой-то растущий рядом куст. Он никогда в жизни не ночевал вне муравейника, потому начал обустраиваться без всякого опыта. Залез в непонятную полураспустившуюся почку или бутон и прикрылся близрастущим листочком. Вроде было тепло и уютно. Мураш даже с любопытством высунулся посмотреть, что происходит вокруг в то время, когда двери муравейника закрываются за последним, опоздавшим муравьем. Он никогда не видел захода солнца и теперь зачарованно смотрел, как яркое оранжевое пятно скрывается постепенно за горизонтом.

Повеяло прохладой, влажной и напоенной какими-то острыми пряными запахами листвы, цветов и еще чего-то, чего мурашу не доводилось нюхать. Загомонили птицы, устраиваясь на ночлег, и весь лес был непривычным, загадочным и – в этой своей загадочности – совершенно незнакомым.

И вдруг раздались совсем иные голоса, шуршание трав, шелест листвы (как будто стадо диких животных ломилось через чащу) – на поляну вышла группа людей, мурашу показалось, что у них у всех горбы на спине.

– Ой, ребята, посмотрите, как здесь здорово! – раздался звонкий голос маленькой веселой девчушки. – Давайте здесь остановимся, ну пожалуйста.

– Ну давайте остановимся, – степенно осмотревшись, ответил высокий солидный парень в очках, тогда как другие нестройными голосами вопили:

– Чудо, прелесть, лесная сказка!

– Только сейчас не до восторгов, – строго продолжил парень. – Все охи и ахи потом, а сейчас быстро разбиваем палатки и разводим костер – солнце вот-вот сядет.

На поляне началась суета, знакомая мурашу по муравейнику. Кто-то из компании побежал в лес, кто-то к ручейку, что с незапамятных времен протекал рядом, кто-то возился с огромными тюками, принятыми мурашом за горбы и переместившимися со спины на землю.

– Машка, Иван, разводите костер вон там, подальше от берез, – раздался голос парня в очках.

Машкой оказалась та самая маленькая девчушка, она послушно побежала к указанному месту и заверещала:

– Виктор, здесь же одни камни, да еще какие, прямо валуны доисторические.

– А ты что, маленькая, не знаешь, что делать? Позови ребят, расчистите место, а часть камней оставьте, обложите кострище.

Откуда-то появилось несколько здоровенных ребят, они, смеясь, играючи стали поднимать огромные глыбы и бросать их в сторону. Проследив за полетом камней, мураш помертвел. Все они как один падали прямо на его родной муравейник! Вот уже от дома, где он вырос, не осталось и следа, груда камней возвышалась своей чудовищной реальностью там, где еще час назад бурно кипела жизнь его сородичей. Мурашу показалось, что и из него по капле вытекает жизнь. Страха не было, не было и ужаса, который все это время не давал ему покоя ни днем, ни ночью.

Мураш впал в какое-то отупляющее состояние прострации. Сейчас на его глазах погиб его родной дом, все его обитатели – в один миг он остался на свете один-одинешенек. Да, он спасся, ему уже ничто не грозит, и он даже знает причину своего ужаса и тоски. Но вот чего он точно не знает, так это что делать и как ему одному теперь жить. Не знает он и того, хорошо это или плохо, что остался в живых, когда все погибли. Может быть, для него было бы в тысячу раз лучше погибнуть вместе со всеми? Кто сможет ответить на эти вопросы, и кому из живущих дано самому выбрать свою судьбу?

А на поляне в сгустившемся мраке теплой летней ночи веселились люди, ярко горел огромный костер, отбрасывая блики на шатры сгрудившихся вокруг палаток, гремели стаканы под гитарный стон и нестройную разноголосицу. Все смеялись, кто-то танцевал, кто-то читал стихи, и все вместе дружно поднимали тосты за эту чарующую ночь, за необычную красоту поляны и за свою бесконечную, великую любовь к Природе и ко всему живому. И звучали, звучали клятвы беречь и сохранять то, что дарит Земля всем своим детям.

На одном затерянном в океане острове жили обезьяны. И было их там такое невероятное количество, что остров по праву можно было назвать Обезьяньим. Правил всеми вожак и, видимо, мудро правил, поскольку все шло своим чередом в соответствии со всеми законами обезьяньей жизни.