– Ты не пропадешь. Сбежишь к американцам, – криво улыбнулся Железный Камаль. – Они тебе дадут дом во Флориде и еще несколько жен из своих белобрысых потаскушек.

– Да ты! Да как ты…

Прервал начавшуюся склоку Песчаный Лев, до того времени спокойно и безмолвно сидевший в углу, уставившись в пол.

– Кто не умеет отступать, тот не ощутит вкус победы, – веско, громовым голосом пророкотал он: этот его низкий голос дорогого стоил, он всегда заставлял прислушиваться, а порой и останавливал не хуже удара кулаком. – Посмотрите правде в глаза – мы сейчас слабы… Мы были сильны, но русские воздушные машины сделали нас слабыми. Их проклятые самолеты и артиллерия забирают наши силы. И мы все равно уйдем. Нужно отступить сейчас, дальше будет хуже.

– Не лучше ли нам тогда вообще разойтись и объявить, что священный Халифат прекратил свою работу? – делано захохотал помощник губернатора Восточной провинции, лощеный, по виду только что из Оксфорда, в белой бедуинской одежде, в дымчатых очках. Он золотой авторучкой делал отметки себе в блокнот.

– Отступление – не поражение, – продолжил Песчаный Лев. – Уважаемый и проницательный Камаль прав. Наши крепости – это города. И главная крепость на пути неверных – Аль-Махраб с его почти что полумиллионом жителей. Мы уйдем туда. Мы отсидимся там. Мы можем держаться там годами и перемолоть любые силы врагов. Аллах и наши братья нас не оставят. Оттуда мы начнем победное шествие, и перед нами падут и Сирия, и Иордания, и Египет. Все будет…

– Откуда будет?! – завопил помощник губернатора.

– Я знаю, что будет так. А тебе в час нашей победы будет стыдно за свои малодушные слова. Надо концентрировать силы в Аль-Махрабе… Я, как и все, готов умереть за Халифат. Но надо смотреть на мир ясно. И умирать с толком…

– Песчаный Лев сказал то, о чем думают многие из нас, – кивнул Камаль. – Я хотел осмелиться предложить то же самое.

Советник подозрительно посмотрел на него. Хотел что-то сказать. Но передумал и сцепил руки перед собой, поставив локти на стол – таким жестом он как бы закрылся ото всех и перешел в режим ожидания.

Взоры присутствующих обратились на почти заснувшего в самый разгар спора вали Сирии. От этого человека зависело окончательное решение.

Старичок открыл глаза и необычайно ясным взором обвел участников Совета. Помолчал для убедительности. И негромко, будто с неохотой, тоном, каким отчитываются на полугодовом итоговом собрании планово-экономического отдела, произнес:

– Песчаный Лев прав. Мы отступаем в Аль-Махраб.

– Мы будем биться там до последнего. И не сдадим город, – воодушевился Песчаный Лев. – И озаботьтесь все, чтобы моджахеды взяли туда семьи. Чтобы не оставлять их в руках неверных.

– Правительственная армия вроде не воюет с женщинами и детьми, – подал голос представитель умеренной оппозиции.

– Неразумны твои слова, – засмеялся Песчаный Лев. – Моджахед, за спиной которого семья, будет биться до последнего. Он должен знать, что отступать ему нельзя…

– То есть заложниками будут семьи моджахедов. И в заложники возьмем их мы, – саркастично произнес Советник.

– Можно это понимать и так, – спокойно отозвался Песчаный Лев.

– Ну, это вполне разумно, – повеселел Советник. – Неправильно, когда люди отвечают только своей жизнью. Иногда надо думать и о близких…

Моя ладонь легла на автомат. Я сжал свой надежный верный «АКМ» – излюбленное оружие в этих краях… И аккуратно положил на пол.

– Не дергаемся. Ведем себя прилично. Выполняем все требования превосходящих сил противника. Юлим и угождаем. Ясно?

Повторять у нас не принято. Приказы всегда понимались с полуслова. И выполнялись без каких-либо скидок на обстоятельства, в полном объеме.

Высокий, под два метра, что редкость у арабов, увешанный оружием моджахед с зеленой повязкой на голове обошел целящийся в нас танк и приблизился к нашей «Тойоте».

– Наш выход, Бек, – я осторожно распахнул дверцу, поднял руки, всячески демонстрируя свое миролюбие.

– Кто вы такие? – лениво процедил высокий араб, судя по всему, командир этого заслона.

– Те, кто решает проблемы, – всей тяжестью уложил гирьки слов на весы своего тщеславия Бек, важно распрямившись – ему удавалось смотреть на возвышающегося над ним араба сверху вниз.

– Кто разрешил приехать сюда? – недружелюбно поинтересовался командир.

– Разведывательный совет Халифата, – изрек Бек со всей возможной высокомерностью. Все-таки актер он от бога – даже меня до дрожи пробрала та ядреная смесь снобизма, презрения и озлобленности, которую он изобразил.

Как и везде, упоминание спецслужб действует безотказно. Конечно, когда принадлежность к ним подтверждена чем-то, кроме громких слов.

Бек осторожно, чтобы не спровоцировать случайный выстрел, извлек из кармашка своего разгрузочного жилета пластиковую карту малоизвестного банка, которая сама по себе не значила ничего. Но буквы в названии говорили о том, что ее предъявитель обладает определенными полномочиями на территории Халифата. Еще Чингисхан раздавал своим агентам золотые пластинки, которые обязывали любого подданного Золотой Орды оказывать предъявителю все мыслимое и немыслимое содействие. Об этих карточках в курсе офицерский состав Халифата. Время от времени их меняли на что-то другое, поскольку подобные фокусы становились известны противнику. Центр был уверен, что эта штуковина сработает. Вот и проверим сейчас на своей шкуре.

– Вы не арабы, – внимательно изучая пристальным взором карточку, а потом и нас, процедил командир.

– Мы чеченцы. И разные немцы, – усмехнулся Бек, подобрев и чуток сбив с себя начальственную спесь.

Сейчас все решается. Даст этот душманский выродок отмашку – будет стрельба. А против трех пулеметов и танка не устоять даже Бэтмену или Человеку-пауку.

Пора и мне поиграть в нашем самодеятельном театре. Я лениво зевнул и спросил:

– Уже восьмой час. Мы найдем сейчас в штабе кого-нибудь из командиров? Или все уже курят кальян?

Командир в который раз посмотрел на карточку, потом на меня и отчеканил:

– Воину Халифата негоже предаваться праздному безделью, пока жив хотя бы один неверный. Военный эмир города всегда на месте. Или Джеллуд Галик – его правая рука.

Он задумался, потом махнул рукой:

– Проезжайте.

Я захлопнул дверцу и перевел дыхание. Ну что, опять живой. Выкарабкались.

Утес тронул «Тойоту» с места.

Мне будто кто-то щекотал затылок – я все время ждал, когда нам вслед прилетит пулеметная очередь или танковый снаряд. А это могло произойти в любой момент. Басмачи поступили бы грамотно. Офицер их ушел из зоны огневого контакта. И теперь по нам можно лупить без оглядки.