Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужто совсем-совсем ничего? — рассмеялась она.
Мы пробыли на острове чуть больше года, когда над нами пролетел наконец самолет.
Я как раз в тот день собирала кокосовые орехи, и раздавшийся в небе рев двигателей самолета застал меня врасплох. Я выронила кокосы и со всех ног ринулась на берег.
Ти Джей выскочил откуда-то из-за деревьев. Он подскочил ко мне, и мы дружно принялись размахивать руками над головой.
Мы кричали, обнимались, подпрыгивали, но самолет заложил правый вираж и продолжил полет. Мы стояли, прислушиваясь к шуму двигателей, который, по мере того как самолет удалялся, становился все глуше.
— Как тебе кажется, он покачал крыльями?
— Не уверен. А что, думаете, покачал?
— Не могу сказать. Очень может быть.
— У него ведь были поплавки. Так ведь?
— Да, это был гидросамолет, — подтвердила я.
— Значит, он мог здесь сесть? — Ти Джей ткнул пальцем в сторону лагуны.
— Думаю, что да.
— Интересно, а они нас видели? — спросил Ти Джей.
Ти Джей был без рубашки, в одних серых спортивных трусах с тонкой синей полоской по бокам, но на мне было черное бикини, хорошо выделявшееся на фоне белого песка.
— Конечно. Как не заметить двух человек, отчаянно размахивающих руками?
— Все может быть, — вздохнул Ти Джей.
— Хотя огня они точно не видели, — грустно констатировала я.
Мы не снесли шалаш, мы даже не бросили в костер зеленых листьев для большего задымления. Впрочем, я даже не могла с уверенностью сказать, были ли у нас вообще в шалаше зеленые листья.
Следующие два часа мы молча сидели на берегу и напряженно прислушивались, не донесется ли до нас снова шум двигателей возвращающегося самолета.
Наконец Ти Джей не выдержал и встал.
— Пойду порыбачу, — сказал он бесцветным голосом.
— Иди, — кивнула я.
Он ушел, а я вернулась к кокосовой пальме и собрала кокосы, что уронила. На обратном пути остановилась возле хлебного дерева и подобрала с земли еще два плода, затем отнесла все в шалаш. Я подбросила дров в костер и стала ждать Ти Джея.
Когда он вернулся, я почистила и приготовила принесенную им рыбу, но ни один из нас к еде так и не притронулся. Я смахнула слезы и облегченно вздохнула, когда Ти Джей ушел в лес.
Тогда я легла на спасательный плот, свернулась клубком и заплакала.
В тот день все мои надежды, за которые я судорожно уцепилась, когда самолет стал снижаться, вдребезги разбились, разлетевшись на миллион мелких осколков, как стеклоблок под ударами кувалды. Я подумала, что если в следующий раз, когда над островом будет пролетать самолет, мы окажемся на берегу, то, вполне вероятно, нас и спасут. Может, они просто-напросто нас не видели. А может, и видели, но не знали, что нас разыскивают. Но теперь это не имело значения, потому что они все равно не вернулись.
Я перестала рыдать. Наверное, исчерпала свой запас слез.
Я выползла из-под тента. Солнце уже зашло, Ти Джей сидел у огня, а его правая рука безвольно лежала на колене.
— Господи, Ти Джей! Ты что, сломал руку?
— Возможно.
Не знаю, обо что он стукнул кулаком, — думаю, о ствол дерева, — но костяшки пальцев были разбиты в кровь, а запястье жутко распухло.
Я кинулась к аптечке и вернулась с двумя таблетками тайленола и бутылкой воды.
— Простите, — сказал он, не глядя мне в глаза. — Вам сейчас для полного счастья только и не хватает того, чтобы возиться с очередной сломанной костью!
— Послушай, — опустившись перед ним на колени, произнесла я. — Обещаю, что не буду осуждать тебя за твои поступки, если они помогают тебе хоть как-то держаться. Ну что, договорились?
Он наконец поднял на меня глаза, кивнул и взял таблетки. Я протянула ему бутылку воды, и он проглотил лекарство. Тогда я села по-турецки напротив него и стала смотреть, как разлетаются искры от брошенного в огонь полена.
— Скажите, Анна, а как вам удается справляться?
— Я плачу.
— И что, помогает?
— Иногда.
Я смотрела на сломанное запястье Ти Джея, с трудом подавляя в себе желание смыть кровь и взять его за руку.
— Все, Ти Джей, я больше не буду ждать самолета. Ты как-то сказал, что нам станет гораздо легче, если мы не будем надеяться, что они вернутся. Этот тоже не вернется. Чтобы я поверила, что мы можем наконец выбраться с острова, самолет должен сесть прямо в лагуне. А пока есть только ты и я. Это единственное, что я знаю наверняка.
— И я тоже, — прошептал он.
Я поглядела на него — сломленного и морально, и физически — и поняла, что еще не исчерпала свой запас слез.
На следующее утро я осмотрела его руку. Опухоль стала в два раза больше.
— Руку надо хоть как-то зафиксировать, чтобы находилась в покое, — заявила я.
Я вытащила из поленницы короткую палку и принялась рыться в чемодане в поисках чего-нибудь подходящего для перевязки.
— Ти Джей, не стану слишком туго затягивать, но ты уж, пожалуйста, потерпи. Будет больно.
— Все нормально.
Я положила палку на запястье и восьмеркой дважды обернула черной тканью, подоткнув края под повязку.
— А чем вы перевязали мне руку? — спросил Ти Джей.
— Трусиками «танга», — подняла я на него глаза. — Ты был прав. Они страшно неудобные. Но для оказания первой помощи — то, что надо.
Губы Ти Джея слегка изогнулись в улыбке. В его карих глазах снова появились озорные искорки, которые, казалось, навсегда исчезли прошлым вечером.
— Когда-нибудь мы над этим еще посмеемся.
— Анна, знаете что? Это, типа, уже смешно.
* * *
В сентябре 2002-го Ти Джею исполнилось восемнадцать. И он уже совсем не походил на того угловатого подростка, с которым пятнадцать месяцев назад мы оказались в океане после авиакатастрофы.
Правда, теперь ему явно не мешало бы побриться. Его волосы сейчас были гораздо длиннее, чем прежний «ежик», но короче бороды и усов. Хотя на самом деле ему шло. Правда, я и сама толком не знала: то ли ему нравилась растительность на лице, то ли просто лень было бриться.
Волосы на голове, которые совсем выгорели на солнце, он теперь затягивал в хвост, для чего использовал одну из моих резинок для волос. У меня тоже здорово отросли волосы. Они спускались ниже спины, что жутко действовало на нервы. Я пыталась обрезать волосы ножом, но нож — тупой и без зазубрин — их не взял.
По-прежнему очень худой, Ти Джей подрос на два дюйма, вымахав, таким образом, до шести футов.