— Думаю, да.

Закрыв ежедневник, я сунул его обратно в чемодан Анны.

— Давай жить как жили. И закроем эту тему, — произнесла она.

— Конечно, если так вам будет легче.

Ей, вообще-то, надо было стать актрисой, а вовсе не учительницей. Днем она беззаботно улыбалась, будто ее абсолютно ничего не тревожило, — словом, устраивала настоящий цирк. Она постоянно находила себе занятие: часами играла с дельфинами или помогала мне на стройке. Но при этом практически ничего не ела, а по ночам непрерывно ворочалась с боку на бок, из чего я понял, что у нее бессонница.

И вот две недели спустя как-то ночью я проснулся и увидел, что она вылезла из-под тента спасательного плота. Обычно она вставала хоть раз за ночь, чтобы подкинуть дров в костер, и всегда сразу же возвращалась. Но сейчас ее так долго не было, что я решил проверить, не случилось ли чего. Я нашел ее в шалаше; она сидела, уставившись на огонь.

— Эй! — сказал я, садясь рядом. — Что-то не так?

— Никак не заснуть, — помешав угли палкой, ответила Анна.

— Вы себя хорошо чувствуете? — стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком озабоченно, спросил я. — У вас ведь нет температуры? Правда?

— Нет, я в порядке. Правда-правда. Иди ложись.

— Я все равно не смогу уснуть, пока вас не будет рядом.

— Не сможешь? — удивилась она.

— Нет. Мне не нравится, что вы здесь сидите одна. Я начинаю нервничать. И вам совершенно необязательно каждую ночь подкидывать дрова. Я же говорил, что для меня не вопрос утром снова добыть огонь.

— Я просто по привычке. — Она решительно поднялась. — Ладно. Хотя бы один из нас должен нормально спать.

Я проследовал за Анной на спасательный плот, мы легли, и она укрыла нас одеялом. На ней были шорты и моя футболка, когда она пыталась лечь поудобнее, ее голая нога скользнула по моей. Но и устроившись, она не убрала ногу, а я, естественно, тоже не стал отодвигаться.

Мы лежали в темноте, соприкасаясь ногами, и очень долго не могли уснуть.

Она согласилась не вставать по ночам, и как-то утром, пару недель спустя, я довольно ловко разжег костер и, очень довольный собой, сказал:

— Анна, жаль, что вы не можете засечь время. Спорим, на все про все у меня ушло меньше пяти минут.

— Нечего выпендриваться! Хвастаться некрасиво, — засмеялась она.

Чем ближе становилось число, что я окружил в ее ежедневнике, тем веселее она становилась.

Когда прошло пять недель, я осмотрел ее ладонь и даже прошелся пальцем по небольшому шраму.

— Ну все. Думаю, жить будете, — сказал я, и на сей раз я это точно знал.

— Я тоже так думаю, — улыбнулась она.

В тот день за обедом она умяла целых три рыбины.

— Ну что, не наелись? Я могу еще поймать.

— Нет, спасибо. Я просто умирала от голода. Но теперь вполне сыта.

Мы долго плавали, а до обеда работали на строительстве дома. И снова она ела с удвоенным аппетитом. А когда мы пошли спать, у нее настолько слипались глаза, что, едва успев дойти до постели, она сразу отключилась. Я тоже довольно быстро уснул, но тут же проснулся, когда она свернулась клубком и положила голову мне на плечо.

Я обнял ее и прижал к себе.

Если бы она заболела, то мне ничего не оставалось бы, как молча смотреть на ее страдания. А если бы умерла — похоронить ее рядом с Миком. Правда, не знаю, сколько я смог бы без нее продержаться. Звук ее голоса, ее улыбка, она сама — все это скрашивало мне жизнь на острове и делало ее более или менее сносной. Прижав ее к себе еще крепче, я решил, что, если она вдруг проснется, именно так ей и скажу. Но она не проснулась. Она вздохнула во сне, и я потихоньку стал тоже засыпать.

Проснувшись на следующее утро, я увидел, что Анна успела перебраться на свою половину постели. А когда она вылезла из-под тента, я уже разводил огонь.

Сладко потянувшись, она мило мне улыбнулась.

— Прекрасно выспалась. Давно так хорошо не спала, — сказала она.

А еще через несколько дней мы как-то ночью лежали и обсуждали любимые группы, входящие в десятку лучших исполнителей классического рока на все времена.

— «Роллинг Стоунз» и их «Filthy Fingers» — для меня номер один. А вот четвертый альбом «Лед Зеппелин» я поставила бы на пятое место, — сказала она.

— Вы что, с дуба рухнули?! — возмутился я.

Но когда начал перечислять доводы, почему я категорически не согласен и «The Wall» «Пинк Флойд» должна быть номером один, то случайно пукнул. Иногда плоды хлебного дерева так на меня действуют.

Она завизжала и попыталась выскочить через сетчатые двери, но я, схватив ее за талию, затащил обратно и натянул ей на голову одеяло.

Это была одна из тех безобидных игр, в которые я так любил с ней играть.

— Ой, нет, Анна! Боже мой! Вам лучше поскорее отсюда выбраться, — дразнил ее я, задыхаясь от смеха и еще сильнее натягивая ей на голову одеяло. — Здесь так ужасно пахнет!

Она барахталась, отчаянно пытаясь высвободиться, но я все плотнее прижимал одеяло к ее лицу.

Когда я наконец отпустил ее, она сказала, давясь и кашляя:

— Послушай, Каллахан, я тебе сейчас задницу надеру!

— Да неужели?! И кого же вы, интересно, позовете на помощь?

Она весила не больше ста фунтов, и мы оба прекрасно знали, что надрать кому-нибудь задницу она просто физически не способна.

— Только не надо наглеть! Не сегодня завтра и я придумаю, как тебя уделать.

— Ой, напугали! — засмеялся я.

Но чего я активно не хотел признавать, так это того, что она может поставить меня на колени одним движением руки, если, конечно, прикоснется к нужному месту.

Интересно, а она сама-то знала об этом или нет?

* * *

— Я собираюсь пойти помыться, — взяв мыло, шампунь и одежду, сказала мне Анна, когда я вернулся с пляжа.

— Хорошо.

Вскоре после ее ухода я обнаружил, что запасы дров на исходе, и, прихватив рюкзак, отправился в лес за хворостом. Солнце склонялось все ниже, комары назойливо жужжали над ухом, и я поспешил выбраться из-под полога густой листвы.

Я вышел из-за деревьев, оглянулся, увидел, что Анна как раз входит в воду, совершенно голая, и застыл на месте.

Конечно, я прекрасно знал, что мне следовало уйти, поскорее убраться отсюда к такой-то матери, но не смог. Я спрятался за дерево и стал смотреть.

Она нырнула, чтобы намочить волосы, затем повернулась и вышла из воды. Выглядела она потрясающе, просто невероятно, а на фоне глубокого загара выделялись незагорелые места, которые мне нравились больше всего. Я тут же запустил руку в шорты.