– Рави говорит, шейх сегодня уехал по какой-то дипломатической миссии в Захар, – произнесла Касия, наполняя водой другую чашу и умываясь сама.

Кэт почувствовала, как предательский румянец вот-вот окрасит ее щеки, как и всегда при упоминании Зейна, но упрямо решила не поддаваться, им отныне предстоит идти каждому своей дорогой. Когда-нибудь ее страсть утихнет – возможно, и сейчас виной всему усталость от тяжелого труда и недостаток сна.

– Когда ты снова с ним поговоришь о проекте? – спросила Касия, разжигая персидский самовар, предусмотрительно поставленный Кэт в комнату, чтобы пить чай по возвращении из таких вот поездок, подводя итоги.

– Не знаю, – отозвалась Кэт, ругая себя за то, что до сих пор злится на Зейна, но еще бы ей не злиться! Ведь он уехал не сказав ей ни слова.

– Сколько времени прошло с того момента, как ты была с шейхом в его постели? – внезапно поинтересовалась подруга.

Кэтрин отчаянно принялась плескать на лицо водой, стараясь унять жаркую волну, что поднималась все выше по шее и щекам. Она не ожидала столь откровенного вопроса – во дворце никто, кроме Касии и Рави, не знал правды о них с Зейном, и оба получили приказ молчать. К чести девочки, она ни разу и не обмолвилась об этом ни словом – до сего момента.

– Касия, – произнесла Кэтрин, стараясь говорить как можно спокойнее, – не нужно вспоминать об этом. Я же сказала тебе, это была ошибка.

– Я подумала, может, сейчас стоит об этом поговорить, – ответила Касия, как-то странно глядя на Кэт.

В этот момент в комнату вошел мальчик с подносом сладостей, который обычно приносил к чаю. Нежная выпечка таяла во рту, а сироп делал ее особенно сладкой, и Кэтрин успела пристраститься к угощению, но последние пару дней обходилась без десерта. Сегодня, после долгого утомительного путешествия по жаре, ей определенно не хотелось есть. Касия наполнила чашку Кэт ароматным чаем и положила ей на блюдце пахлаву.

– Нет, нам не нужно об этом говорить, – твердо произнесла Кэтрин, отмахиваясь. – Думаю, сегодня я обойдусь без десерта.

Вдохнув аромат лавандового сиропа и фисташек, она внезапно ощутила, как к горлу подкатила тошнота. Касия поставила тарелку на стол, и на личике ее зажглась странная улыбка.

– Уже прошел месяц, – объяснила она. – С той ночи. А теперь ты отказываешься от пахлавы.

– Что? – изумленно переспросила Кэт. Она не задумывалась о том, что может быть беременна, а усталость и отсутствие аппетита списывала на месячные, которые вот-вот должны были начаться.

Касия кивнула, по-прежнему улыбаясь.

– Шейх должен жениться на тебе, если ты носишь его наследника, – объявила она, буквально лучась счастьем. – А тогда ты сможешь остаться в Нарабии и стать нашей королевой.

Кэт ощутила, как грудь ее сдавил обруч паники, – и вспомнилась та ночь в лагере Холади, когда она, лежа без сна, размышляла о возможной беременности. Внезапно желудок ее взбунтовался, и Кэтрин, бросив чашку, ринулась в ванную. Упав на колени, она склонилась над туалетом – ее вырвало, и внезапно тело сковала чудовищная слабость. Она едва сумела опуститься на корточки – и ощутила, как ко лбу прижалась мокрая ткань. Касия, по-прежнему улыбаясь, сидела рядом.

– Нет, не может быть, – сказала Кэтрин, стараясь не думать о том, что все это может означать для нее и Зейна.

– Ты устаешь в последние дни, а твоя грудь… – Касия скользнула взглядом по корсету Кэт, что, казалось, сжимает ее грудь в тиски, – она ведь стала больше, да?

– Не может быть, Касия, – снова пробормотала Кэт, начиная паниковать. Она вовсе не хотела принуждать Зейна к браку, которого он не хотел.

– Но ведь у тебя не было месячных с той самой ночи, которую ты провела с шейхом, разве нет? – озадаченно спросила Касия, явно не понимая, почему старшая подруга не разделяет ее энтузиазма.

Кэт же вдруг почувствовала, что сердце ее точно пропустило удар.

– Какое сегодня число? – спросила она в панике.

– Пятнадцатое апреля, – ответила девочка, и теперь в голосе ее звучала тревога.

Кэт принялась лихорадочно считать, пульс ее участился еще сильнее. Она прижала руку ко рту, пытаясь унять панику. Прошло тридцать восемь дней – никогда прежде такой задержки у нее не случалось. По-видимому, она все же беременна – от Зейна.

Она тяжело опустилась на диван.

– О боже.

– Думаю, теперь шейх вернется во дворец и поговорит с тобой, – уверенно произнесла Касия, но в голосе ее слышались озорные нотки.

Кэтрин же, напротив, вовсе не разделяла ее восторга и радости. Она наконец поняла, что за чувство не давало ей покоя с самой поездки к Холади. Это была надежда.

«Ваше величество, доктор Смит просила меня передать вам просьбу. Она хочет назначить встречу и поговорить с вами по возвращении из Захара, ждет вашего ответа относительно точной даты. С уважением, ваш покорный слуга Рави», – гласила записка, переданная Зейну одним из его советников. Он находился на встрече с кронпринцем, но, получив послание, немедленно обо всем позабыл, снова и снова перечитывая короткие строчки. Беспокойство и удивление, желание и страсть – все, что мучило его за последние несколько недель, снова закрутилось в его душе бешеным вихрем. Почему Кэтрин ему пишет? Ответ на этот вопрос у Зейна был лишь один: она беременна. С того дня, как они стали близки, он вел подсчет и не забывал ни на миг о подобном варианте развития событий. Время шло, а беспокойство лишь усиливалось. Зейн понимал, что нужно бы встретиться с Кэт и уточнить правду, но всякий раз, возвращаясь из поездки, откладывал визит, считая, что не стоит поддаваться искушению увидеть девушку вновь. А желание это не давало ему покоя каждую ночь.

Тогда, месяц назад, ему стоило чудовищных усилий высвободиться из объятий Кэт, едва рассветные лучи начали пробиваться сквозь ткань тента. Едва сумел он одеться и уйти, не оглядываясь на девушку, лежащую обнаженной в постели. Но он поступил правильно: нельзя было рисковать, поддавшись искушению заснуть в ее объятиях. И так слишком близко он подошел к черте, рассказав Кэт больше, чем положено, о своем детстве. И самым ужасным было то, что отныне то ощущение близости и доверия не угасало, несмотря на все усилия Зейна отдалиться от Кэтрин. Напротив, желание увидеть ее, коснуться, поговорить с ней лишь росло. И вот эта записка… Он не ожидал, что Кэтрин первая свяжется с ним, полагая, что она поймет его отсутствие правильно: как способ забыть о том, что было. Наверное, нужно промолчать, – через два дня он вернется во дворец, тогда можно и поговорить. В записке нет ничего о срочности, да и потом, как это будет выглядеть, если он, отменив все дела, кинется к Кэт только потому, что она об этом попросила?

– Ваше величество, кронпринц хотел показать вам конюшни. Он желает подарить вам прекрасного жеребца, – прошептал на ухо Зейну один из его дипломатов. Пришлось, смяв записку, сунуть ее в карман. И внезапно для себя самого шейх сказал: