С уважением,

О.Г.».

Если быть честным, я прочитал письмо раз двадцать. Слишком медленно и как-то частями до меня доходил смысл. Получается, что я написал ХОРОШО? Или это излишняя доброта? Вот только с чего? Два обалдуя вернули украденную сумочку – и что? Об этом можно было забыть сразу…

А вот насчет последней главы она, конечно, права. Я и сам ощущал некоторую вину перед друзьями за то, что безжалостно, в пьяном угаре угробил их. И Катю… Хотя ей еще жить и жить. Только не со мной.

Нажав кнопку «Ответить», я настучал:

«Добрый вечер!

Потрясен оперативностью Деда Мороза. И полностью согласен с Вами по поводу концовки. Переделаю и пришлю.

Спасибо Вам!

С уважением,

Максим».

Отправив письмо, я рысцой сбегал на кухню, прихватил кусок колбасы и уселся за комп. Перечитал последнюю главу и оставил в ней только три первых абзаца – все остальное безжалостно стер. И приступил к работе.

Смешно, но пьяным я наваял главу куда быстрее, чем сейчас, в совершенно трезвом виде. Возможно, потому, что убивать было легче, чем придумывать финты, сохраняющие героям жизнь. Закончил я на рассвете, тогда же, когда стих наконец снегопад. Но, помня претензии Деда Мороза, еще часа два вычитывал текст. И, в общем, остался доволен собой: выжили все, с ранениями различной степени тяжести. А на Кате – ни царапины.

Отправил новый вариант романа и завалился спать. А проснулся от того, что прохладная Катина ладонь легла мне на лоб. Но это оказалась мама.

– Ты не заболел? – озабоченно спросила она.

– Не знаю! – я сладко потянулся. – Вроде был здоров.

– Вставай тогда! Мы ужинать собираемся.

На ужин были мамины фирменные котлеты. Возможно, именно они послужили тому, что отец выглядел довольным и даже пару раз спросил меня о чем-то незначительном. Но после ужина, словно вспомнив о чем-то неприятном, он нахмурился, долго смотрел на меня, а потом все же спросил:

– Ты Катю-то видел?

– Нет. И не собираюсь, – отрезал я.

– Ну и дурак. Такие девчонки штабелями по дорогам не валяются.

– Сказал же – нет. Ты не все знаешь.

– Не сомневаюсь, – кивнул отец. – Но ты подумай. Просто подумай.

Думать – не бетонные плиты ворочать. Я вообще думаю сколько себя помню. В детстве и юности после разговоров с отцом я думал, как стать великим и убедить моего родителя в том, что я не совсем пропащий, а все неудачи – явление временное. В институте думал о сдаче экзаменов, курсовых, дипломе… А просить меня думать о Кате вообще не следовало. Это процесс шел сам собой, и думал я о ней даже во сне.

Сон, кстати, был замечательный. И если бы не разбудившая меня мама, мы наверняка помирились бы. Пусть и где-то там… в виртуальном пространстве.

В компьютере оказалось сразу два письма. Я решил, что Андрюха может и подождать, и открыл письмо от редактора.

«Добрый вечер!

Вы хорошо поработали, Максим! Теперь все устраивает. Завтра займусь продвижением вашего романа. Но процесс этот непростой – дело не одного дня. Через несколько дней сообщу предварительные результаты. Но думаю, что договор на издание романа мы с Вами подпишем.

С уважением,

О.Г.».

И кто тут говорил, что я неудачник? Да мне даже деды морозы подвластны! Правда, как и в детстве, для чудесного исполнения желаний необходимо делать много добрых дел!

Об очередной возможности сделать доброе дело я узнал из письма Андрея. Он просил завтра в семь вечера подскочить в парк Горького к фонтану и получить его посылку. Уверял, что свяжется со мной в нужный момент и наведет на «почтальона». А мне и не жалко! Друг попросил – я, конечно же, сделаю! Заодно в актив себе запишу еще одну единичку…

К счастью, на следующий день ничто не отвлекло меня от выполнения Андрюхиной просьбы. Без десяти семь я подошел к фонтану и готовился провести оставшееся до встречи время весело подпрыгивая на морозе. Но почти сразу понял, что стою напротив скамейки, у которой первый раз увидел Катю. Мороз мгновенно отступил от меня, и на смену ему явилась теплая осень. Редкие прохожие, утепленные по полной программе, смотрелись совершенно неестественно. Правда, присесть на благословенную скамейку я не решился – уж очень толстый слой снега ее покрывал. Стоял рядом как последний дурак и почти физически ощущал тепло заходящего осеннего солнца.

Может, так бы и замерз в параличе памяти, если бы не звонок мобильного. Андрей!

– С добрым утречком, Макс!

– Это у тебя утро, – вяло откликнулся я. – А у меня вечер и чертовски холодно… Где твой посыльный?

– Сейчас согреешься! – угрожающе произнес Андрей. – Моя посылка на подходе. Только хочу тебе сказать, что любая жизненная ситуация может быть разрулена без убийства. А еще в любом случае я твой друг даже в Америке. Оглянись теперь!

Он отключился, а у моего дальнейшего поведения вариантов было немного. И я оглянулся.

Сердце вдруг остановилось, а потом ударило почти в горло и застучало быстро-быстро. Метрах в четырех от меня стояла Катя. На фоне фонтана она выглядела так одиноко… А мне захотелось повернуться и бежать. Только вот ноги не слушались. Но разве в своем романе я бежал от монстров? Всегда шел напролом, спасая любимую, тем более что меня прикрывали верные друзья. Андрей… Вот какую посылочку он мне подсунул. Вот только передать ее ни в Америку, ни в другой мир я был просто не в силах.

Катя шагнула ко мне, сделала еще шаг и оказалась совсем близко. По ее щекам текли слезы.

– Максим! – всхлипнула она. – Я не могу бегать, так что если ты уйдешь… Пожалуйста, выслушай меня!

Не может бегать… В каком смысле? И я пробормотал:

– Что?..

– Я только хочу объяснить… И понять…

– Подожди… Что значит – ты не можешь бегать?

– Мне нельзя. После операции.

– Какой операции?

Мне вдруг представились такие ужасы, что последняя глава романа, написанная в пьяном бреду, показалась детским лепетом.

– Что с тобой?!

– Я не смогла приехать к тебе на Новый год…

– Черт с ним, с Новым годом! – заорал я. – Какая операция?!

Сквозь ее всхлипы я разобрал только слово «аппендицит». И вот тут ноги меня держать перестали. Я опустился перед ней на снег, обнял ее ноги, и в голове образовалась звенящая пустота, в которой билось только одно слово: «Прости!».

– Встань, Макс… – она тянула меня вверх. – Ну ты же простудишься…

Но я только крепче прижимался к ее ногам.