Сколько раз я просил у нее прощения в этот вечер – сказать не могу. Но боюсь, что она извинялась передо мной не меньше. Из парка мы уходили очень медленно, хотя Катя утверждала, что ей запретили только бегать и прыгать, чтобы не разошлись швы. Наверное, проще было бы нести ее на руках, но скользкий снег мог сыграть злую шутку. В любом случае, пока мы добрались до дороги и остановили такси, у меня уже сводило мышцы – так тщательно я следил, чтобы она не поскользнулась.

Уже перед дверью «нашей» квартиры, на лестничной площадке, я вдруг представил, как она стояла здесь и плакала, а я, идиот, с той стороны, за тонкой преградой… И я снова встал на колени, вымаливая у нее прощение.

– Дурной… Соседи могут выйти… Дверь открывай!

В прихожей, сняв с Кати куртку и сапоги, я подхватил ее на руки, отнес на диван и попытался обложить подушками.

– Макс! – отбивалась она. – Это был простой аппендицит! Я еще не умираю.

Катя встала и провела пальцами по моей щеке.

– А ты похудел… И круги под глазами… Тебя откармливать надо. Ты когда ел последний раз? Тут еда вообще есть?

– Подожди… – и я принялся целовать ее.

Все было как в сказке: долго ли, коротко, но одежда падала к нашим ногам, и наконец я добрался до свежего шрама. Катя ойкнула.

– Больно? – забеспокоился я.

– Он очень некрасивый?

– Это самый красивый живот…

Но закончить фразу я не успел.

– Это из тех, которые ты видел?

– А давай поругаемся? – предложил я.

– Нет. Мы больше не будем ругаться. Никогда. Мне не понравилось!

– Мне тоже…

Она повалила меня на диван и очень серьезно сказала:

– Доктор запретил мне нагрузки, но я специально узнавала, что можно, а что нельзя. Поэтому ты лежи и не шевелись…

Катя склонилась надо мной, и мир перестал быть реальностью.

В какой-то момент я вдруг осознал, что Катя плачет.

– Больно? – испугался я.

– Нет, нет… Просто я дура…

– Проехали, – нахмурился я.

– Понимаешь, это ведь я настояла, чтобы мама тебе сказала, что у меня все в порядке. Ну чтобы ты не волновался…

– В смысле? – удивился я. – Ты знала, что я приду к тебе домой?

– Ты тоже дурак!

И тут меня посетила другая мысль. Я осторожно спросил:

– И что тебе сказала мама о моем приходе?

– Она сказала, что будь ты трезвый и свежепочищенный, то довольно симпатичный…

Я обхватил голову руками, представив, как выглядел в тот момент.

– А что сказал папа? Мама-то ему доложила, наверное…

Катя смутилась.

– Папа… Понимаешь, он ведь бизнесмен до мозга костей. В общем, не обижайся на него, но он тебя пробил по всем возможным каналам. Даже твой комп взломали… И еще откопали, что ты где-то устроил страшную драку.

Я мгновенно почувствовал себя мухой, которую рассматривали под микроскопом. Но самым неприятным было ощущение того, что есть еще и булавка, которой меня вот-вот пришпилят к белому листу бумаги.

– Круто… – задумчиво сказал я. – И он?..

Конечно же, отец запретил Кате встречаться с безработным игроманом и любителем подраться…

– Он смеялся, – сказала Катя. – Очень. По-моему, что-то вспомнил из своей жизни, но так и не рассказал… Но я хочу тебя попросить…

– Все, что угодно! – с энтузиазмом ответил я.

– Если это возможно, не играй больше на тотализаторе.

– Легко! – выдохнул я. – Но за это ты всегда будешь рядом.

– Если вот так… – Катя тесно прижалась ко мне, – то сколько угодно!

– И у меня есть еще условие.

– Все, что хочешь!

Она потерлась носом о мою шею. А я раздельно произнес:

– Ты… никогда… не будешь… закрывать ладонями ничьих глаз, кроме моих.

Отказать Кате в уме было невозможно – она сориентировалась сразу.

– Ты был на моей странице ВКонтакте! Но ведь это просто фишка такая, вроде сэлфи. У моих подруг полно таких же фоток!

Мое молчание она расценила по-своему.

– Первое, что сделаю, как приду домой, – удалю все. А глаза буду закрывать только тебе. Вот так…

И ее ладони легли мне на лицо. Но я все-таки спросил:

– А друг Жак?

– У меня друзей много, Макс… Но они все для меня не мужчины, понимаешь? Мужчина у меня один. Ты один…

Я прижал ее к себе и тут же опомнился. И пообещал:

– Я буду очень осторожен… – и добавил, добравшись до ее пупка: – Кстати, этот шрам тебе очень идет…

– Хочешь, чтобы был и второй, для симметрии?

Я помотал головой, а Катя засмеялась:

– Еще можно грудь силиконом увеличить.

– «Силикон в груди у женщины – первый шаг мужчины к резиновой бабе» – процитировал я. – И потом, дети от такой груди могут резиновой пленкой покрыться.

– А ты хочешь детей?

– Да, – признался я.

– Тогда тебе придется знакомиться с моими родителями.

– Опа! – невольно вырвалось у меня. Ощущение мухи на предметном стекле микроскопа вернулось.

– Да не бойся! – успокоила Катя. – Мои восприняли тебя, в общем-то, положительно.

– А моим ты просто понравилась, – отозвался я.

– Я сказала твоим родителям, что я тебя люблю, – смутилась Катя.

Эти слова так воодушевили, что я немедленно принялся звонить домой. Ответила мама, и я без всякой подготовки заявил:

– Завтра мы придем с Катей.

– Слава богу! – воскликнула мама. – А сегодня домой придешь?

– Нет, наверное, мам. До завтра! – и я отключился.

– А вот это ты зря! – Катя ткнула меня пальцем в плечо. – Мне велено быть дома не позднее одиннадцати.

– А я думал… – печально вздохнул я.

– Ну… – виновато сказала Катя. – Мама с папой сейчас за меня трясутся. Они знают, что я пошла к тебе. Но даже если позвонить – будут нервничать. Я же из больницы на третий день удрала… И сразу на самолет. И я тебя умоляю: прости меня! Телефон я то ли потеряла, то ли сперли, когда приступ скрутил… Домашний-то я наизусть помню, а твой нет… Но я выучу!

И мне вновь стало стыдно – ведь Катя не знала, что у меня новая симка, где нет ее номера.

– Кать… Я тебя безумно просто люблю. Зачем тебе такой дурак, Кать?

– Это судьба! – торжественно заявила она. – Я больше никуда без тебя не поеду, ладно?