соответствуют реальности, и хотя мы изумительно провели время вместе…

На этом все и заканчивается.

Я даже вообразить не могу длительные отношения с кем-то вроде Тристана.

Мы спускаемся в лифте на первый уровень. Тристан тоже как-то притих.

– А вот и моя девочка, – улыбаюсь я, когда мы подходим к машине.

Открываю багажник, Тристан укладывает внутрь чемодан и поворачивается ко мне.

Вот теперь возникает неловкость… натужность.

– Большое тебе спасибо за замечательный уик-энд, – говорю я.

Он обнимает меня, обвивает руками.

– Ты уверена, что не сможешь сегодня переночевать у меня? Уже ведь поздно.

Я грустно улыбаюсь в ответ:

– Мне нужно возвращаться домой, к детям.

Он кивает, резко втягивая в себя воздух.

Мы долго смотрим друг на друга, словно нам обоим хочется что-то сказать, но мы придерживаем язык.

– Прощай.

Он целует меня долго и страстно. Мы оба закрываем глаза. Мое лицо в чаше его ладоней, и мне кажется, будто мои стопы отрываются от земли.

– Позвони мне, когда приедешь домой, чтобы я знал, что ты благополучно добралась, ладно? – он ласково убирает мои волосы за спину.

– Ладно, – улыбаюсь ему.

Еще одно крепкое объятие, еще один поцелуй – и он отпускает меня. Я сажусь в машину.

Он сует руки в карманы, ждет, пока моя машина вырулит с парковочного места. И, напоследок еще раз грустно помахав ему, я еду прочь. То и дело посматриваю на него в зеркало заднего вида, направляясь к выезду с парковки. Он стоит неподвижно и смотрит, как моя машина становится все меньше и меньше, скрываясь из виду.

– Прощай, Тристан, – вздыхаю я. Все хорошее когда-нибудь кончается… проклятье.

И почему ты – это ты?

Час спустя я подъезжаю к своему дому.

Останавливаю машину и, не выходя из нее, некоторое время смотрю на него. На веранде валяется велосипед, баскетбольный мяч забыт на земле рядом с кольцом. Повсюду раскидана обувь. Сколько бы раз я ни велела детям убирать за собой, картина всегда одна и та же.

Улыбаюсь этой привычной обыденности. Я дома.

Беру телефон и набираю сообщение Тристану.

Прибыла домой, целая и невредимая.

Целую-обнимаю.

Выбираюсь из машины, и в этот момент настежь распахивается входная дверь. Из нее вылетают Патрик и Гарри.

– Привет! – смеюсь я. Набрасываясь с объятиями, дети едва не валят меня на землю. – Привет, дорогие мои. Я скучала.

– А подарки ты нам привезла? – нетерпеливо спрашивает Патрик.

– Да. Привет, мам, – с намеком поправляю его.

– Привет, мам, – послушно повторяет младшенький.

– Мам, Флетчер от рук отбился, – докладывает Гарри. – Он не ополоснул посуду, прежде чем ставить в посудомойку, и теперь она засорилась.

– Беда, – хмурюсь я, открывая багажник.

– А сейчас они с бабушкой пытаются ее починить.

– Боюсь, тогда дело плохо, – бормочу я, извлекая из багажника чемодан. Гарри перехватывает его у меня и катит по дорожке к двери.

– Дай я, дай я! – пристает Патрик.

– Нет, – категорично заявляет Гарри. – Ты слишком маленький.

– Я не слишком маленький! – во все горло вопит тот и лупит брата кулаком.

Гарри толкает Патрика, и он падает.

– У-у-у! Мам, он меня толкнул! – орет Патрик.

Я закатываю глаза. Фу! Вот по их препирательствам я вообще ни разу не скучала.

– Тс-с, уймитесь, уже поздно, – громким шепотом одергиваю их. – Говорите потише. Бедную миссис Рейнольдс разбудите.

Бросаю взгляд на соседское окно. По правде говоря, миссис Рейнольдс уже вовсю подглядывает за нами. Все, что происходит на нашей улице, становится известно ей еще до того, как случится на самом деле.

Мы подходим к передней веранде.

– Почему опять повсюду разбросана ваша обувь? – спрашиваю я. – Она должна быть в обувнице.

Вот поросята! Останавливаюсь и закидываю всю обувку в специальный ящик, а мальчики продолжают тащить к дому мой чемодан. Должно быть, в глазах остальных соседей мы – семейка нерях.

Каждый день по всему участку разбросано пятнадцать пар обуви. Каждый вечер я собираю их обратно в ящик. Задолбало!

Я вхожу в дом, через гостиную иду прямо в кухню и хмурюсь, видя открывшееся передо мной зрелище.

Посудомоечная машина отодвинута от стены, и Флетчер лежит под ней на спине.

По всему полу разбросаны инструменты, и он подсвечивает себе фонариком мобильного телефона.

– Привет, мам, – окликает он меня. – А я тут посудомойку чиню.

– Отлично. – Я перевожу взгляд на мать. – Он точно уверен в том, что делает? – беззвучно шепчу ей.

– Нет, – так же беззвучно отвечает она, пожимая плечами. – Не уверен.

Господи помилуй.

– Как прошла поездка, золотко мое? – улыбается мама и обнимает меня.

– Замечательно. Большое тебе спасибо, что присмотрела за детьми.

Пустобрех, наш пес, вылетает из-за угла с огромным ветеринарным конусом, болтающимся на шее.

– А с Пустобрехом что стряслось? – ахаю я.

– Ой, он погнался за белкой, влетел под металлический забор и распорол себе спину, – объясняет мама.

– О нет! Бедняга! – я наклоняюсь и обхватываю ладонями голову нашего верного друга. – Как же ты так, а, приятель?

– С ним все будет в порядке, но пришлось наложить швы, и теперь ему необходимо носить конус, чтобы он не выгрыз нитки.

– Ох, что ж ты мне по телефону не сказала?

– Хотела, чтобы ты отдохнула… Ладно, я пошла в душ, а потом хочу все-все от тебя услышать, – и мама поднимается на второй этаж.

– Ладно, – испускаю тяжкий вздох, глядя на царящий вокруг бедлам.

– Где мои подарки? – требовательно спрашивает Патрик.

– Они упакованы. Получишь их завтра. Мне придется разобрать весь чемодан, чтобы их найти, а сейчас уже слишком поздно, – говорю я.

– Ну-у-у, – он сводит бровки, недовольно упирая руки в бока. – Я так их ждал!

– А я-то думала, что ты ждал меня, – усмехаюсь я, щекоча его и притягивая к себе.

– Я ждал тебя, честное слово! Это я так, просто притворился, – оправдывается малыш за свою бесчувственность.

Я бросаю взгляд в сторону и вижу Гарри, сидящего на диване. Он никогда не требует внимания, но нуждается в нем больше всех остальных. Подхожу и сажусь рядом с ним, а Патрик запрыгивает ко мне на колени.

– Что я пропустила, Гарри? – спрашиваю я.

– Все, – явно недовольный, отвечает он. – Тебя слишком долго не было, и я больше не хочу, чтобы ты уезжала. У меня в школе ничего не получается, когда тебя нет.

Улыбаюсь и ерошу его волосы:

– Ладно, больше никаких поездок.

– Обещаешь? – уточняет он.

– Обещаю.

Флетчер выбирается из-под посудомойки и включает ее.

– Я ее починил, мама! – объявляет он.

Улыбаюсь. Флетчеру нравится чинить все своими руками. Наверное, так он представляет себе роль главы семьи.

– Спасибо, приятель, – я распахиваю объятия ему навстречу, и он подходит ко мне. – Я по тебе скучала, – крепко обнимаю сына. – Спасибо, что заботился обо всех.

Я не шучу: я действительно больше не собираюсь никуда ехать. Я отчаянно скучала по детям.

Посудомоечная машина начинает гудеть, и Флетчер гордо улыбается:

– Я же говорил, что починил ее!

– Я и не сомневалась, – улыбаюсь я. – Гарри, Патрик, давайте наверх, чистить зубы. Я приду через минуту. Вам завтра в школу.

Оба горестно стенают и неохотно тащатся на второй этаж.

Флетчер собирает инструменты в ящик.

– Отнесу в гараж.

– Спасибо, приятель.

Он скрывается за дверью.

Я захожу в ванную помыть руки, потом включаю телевизор. Направляюсь к холодильнику, и вдруг моя босая нога наступает в лужу. Откуда она взялась?

Смотрю вниз и в ужасе выпучиваю глаза.

Из-под посудомойки струей бьет вода, она залила весь пол в кухне и уже подбирается к гостиной.

– А-а-а!! – верещу я. – Флетчер, срочно перекрой воду!

Сын не отзывается, и я подбегаю к бельевому шкафу, хватая с полок все, что помещается в руки, чтобы спасти дом от наводнения.

– Флетчер! – ору я, швыряя на пол постельное белье. – Беги сюда!

Он появляется в дверях и при виде потопа белеет от ужаса.

– Да не стой ты столбом! – кричу я. – Перекрой воду!

Он снова выбегает на улицу.

Вода хлещет из-под посудомойки, как из пожарного брандспойта.

В кухне озеро в четыре дюйма глубиной, ковер в гостиной тоже насквозь промок, вот-вот всплывет.

Что он там такое намудрил?!

– А-а-а! – завываю я сиреной, пытаясь соорудить плотину и не пустить стихию дальше.

Вода наконец перестает течь, и я, пыхтя и отдуваясь, тружусь на пределе сил, силясь ликвидировать это безобразие.

В дом снова вбегает Флетчер:

– Что мне делать?!

– Тащи полотенца; помоги мне убрать воду, милый!

Он повинуется, и мы принимаемся за работу.

– Что стряслось? – слышу