Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он умолк, а у меня аж от сердца отлегло.
— Вот видите, Аврора Илларионовна, — сказала я, — всё разрешилось. Фёдор Степанович починил ваш фен.
Та, ни слова не говоря, развернулась и ушла.
— Даже спасибо не сказала! — осуждающе прокомментировала её поступок Сиюткина.
— Ладно, если всё решено, давайте расходиться, а то Арсений Борисович опять ругать будет, — сказала я.
И тут Кущ заявил:
— Любовь Васильевна, можно вас буквально на минуточку?
— Конечно, — удивилась я, хоть виду и не подала, а девочкам сказала, — я сейчас приду чай допивать.
Они ушли к Рыбиной пить дальше чай. А я вошла в номер Куща.
Там сидели Комиссаров и Пивоваров, они всё прекрасно слышали и сейчас буквально давились от смеха.
— Чему радуетесь, товарищи? — спросила я.
— Потому что жулики они! — хохотнул Пивоваров.
— Кто жулики?
— Фёдор Степанович и Ефим Фомич!
— Почему это?
— Раскурочили всю имеющуюся технику в пансионате, — продолжал заливаться смехом Пивоваров, — повытаскивали все детали. На коленке смонтировали глушилку. Подключили её к подстанции и обесточили весь город! А теперь сидят и чинят всё обратно!
Он рассмеялся опять.
— То есть то что мой микрофон отказал прямо во время выступления — ваша работа? — обалдела я.
Пивоваров хрюкнул ещё сильнее.
— И светофоры все в городе сломали тоже вы?
Тут грохнули и Кущ, и Комиссаров. Я тоже не выдержала и рассмеялась.
Глава 10
— Ну, ничего же страшного не случилось. Совсем маленькая дырочка, — сказала я и откусила нитку. — Глянь, как хорошо вышло. И почти ничего не видно. Держи!
Я бросила джинсы Анжелике и аккуратно вонзила иглу в катушку так, чтобы нитки не размотались, и игла не выпала.
— Мама Люба, спасибо! — расцвела Анжелика и тотчас же натянула джинсы.
В этом времени ещё не начали ходить в рваной одежде, когда нитки торчат и дыры такие, что всё тело просвечивает.
— И правда не видно! — она поставила стул на середине комнаты, влезла на него и покрутилась перед зеркалом.
— Не упади только! — предупредила я и принялась складывать в походную коробку нитки и ножнички.
— Мама Люба, а тебе нравится Америка? — вдруг спросила Анжелика.
— Если ты природу имеешь в виду, или архитектуру, то да, — дипломатично ответила я и застегнула сумку. — Очень нравится.
— А если вообще?
— Что значит вообще? — не повелась на уловку я.
— А что тебе не нравится здесь?
— Мне всё нравится, я же сказала, — опять попыталась увильнуть я.
— Нет, ты сказала, что тебе только природа и архитектура нравится, — прицепилась егоза.
— Природа действительно здесь красивая, — сказала я и торопливо перевела разговор, — а тебе что здесь нравится?
— Всё! — выпалила Анжелика, — особенно реклама, Макдональдсы и жвачка.
Мда, вроде уже взрослая девка, а ума как у ребёнка, — мысленно вздохнула я. Хотя, чего тут вздыхать. Помню, когда первая реклама появилась в моём времени, то все так прямо с удовольствием её смотрели и слоганы распевали. А потом, когда от рекламы уже некуда стало деваться — взвыли. Но было уже поздно. Нас, как дикарей, которых поманили блестящими бусами, свели с ума этой рекламой. Но у Анжелики и её сверстников всё ещё впереди.
Я опять вздохнула. Теперь уже вслух.
— Мама Люба, — Анжелика спрыгнула со стула и подошла ко мне, заглядывая в глаза, — а что бы ты сказала, если бы мы шли по улице и случайно мою маму встретили? Настоящую маму…
От неожиданности я аж икнула.
— Это невозможно, Анжелика, — после заминки покачала головой я. — Мы же уже обсуждали это. Сама подумай, Нью-Йорк — многомиллионный город. А Америка — вторая по величине страна. После нашей, конечно. Ну, а теперь прикинь, какова вероятность среди миллиардов людей встретить именно твою маму? Математическая задачка для второго класса.
— Ну, а вот если бы? — упрямо не сдавалась Анжелика, продолжая настойчиво заглядывать мне в глаза.
— Ой, даже и не знаю, — пожала плечами я, — по ситуации, наверное. Я-то что? Я с ней даже не знакома. Это тебе нужно думать, что бы ты делала.
Я взяла со стола свой блокнотик и принялась смотреть, что из запланированных мелочей (покупки, посещения интересных мест) мы ещё не выполнили, ведь времени остаётся всё меньше и меньше:
— Слушай, Анжелика, напомни мне, как будем вечером с концерта возвращаться и мимо того синего магазинчика проходить, чтобы я купила купальник.
— Зачем тебе купальник? — удивилась она, — на море ведь не собираемся…
— Тетя Валя просила, — ответила я, — детский купальник для художественной гимнастики. У неё у Леночки соревнования скоро, а купальников нигде нету. Она и денег дала. Главное, не забыть…
— Ну, мама Люба… — заныла Анжелика, — ну, вот если бы ты всё-таки столкнулась с нею на улице и знала, что это моя мама, что бы ты ей сказала?
— Да что ж ты пристала ко мне! — в сердцах аж вызверилась я, — что за несносный ребёнок!
Но судя по лице Анжелики, что-то было не так.
— Так! Признавайся! — строго сказала я, — к чему ты всё это ведёшь?
Глаза у Анжелики забегали.
— Анжелика! — прищурилась я, — не выкручивайся! Я жду!
— Ну… — уши у неё вспыхнули, затем покраснели щёки, и уже через миг всё её лицо пылало.
Я молча ждала, прищурившись.
Анжелика немного посопела, посопела и выдала:
— Ты Флорес помнишь?
— Какую Флорес? — нахмурилась я, — ты разговор-то не переводи. Я жду ответа.
— Ну помнишь же её? Она к нам в Калинов приезжала, с делегацией. Негритоска такая смешная…
Не запомнить необычайно толстопопую, круглолицую, широкогубую афроамериканку с приплюснутым носом и вертикальной копной курчавых длинных волос было невозможно. Тем более любила она одеваться исключительно в лосины цвета взбесившейся Барби и вырвиглазного цвета туники, которые подчёркивали её выдающуюся пятую точку.
— Конечно помню, — кивнула я, — а что?
— Ну в общем… — замялась Анжелика, опять покраснела, но, таки собравшись с духом, выдала.
Да такое выдала, что у меня аж глаза на лоб полезли.
— Я её тогда попросила, и она нашла маму… — хрипло прошептала Анжелика, стараясь не