– Что ж, прекрасно, сударыня, – выпалил Питер. – Вы очень ясно обозначили свои пристрастия. Не думал я, что вас можно увлечь громким голосом и развязными манерами. Я считал вас женщиной с характером и теперь виню себя за ошибку.

Рона ахнула.

Как она могла принять этого человека за джентльмена? Так говорить о даме! И к тому же о больной!

Правда, нужно признать, что в эту минуту она себя больной не чувствовала. Напротив, ею овладела всепоглощающая ярость, наполнившая ее невиданной доселе силой. Ответить ему той же монетой было бы чрезвычайно приятно.

– Повторяю, – настойчиво произнесла Рона, – я не вижу в манерах графа Алексея ничего дурного, чего не могу сказать о ваших манерах. Я должна отчитываться перед лордом Лансингом, а не перед вами. Если у него нет жалоб на меня, у вас их тоже не должно быть.

Глаза Питера сверкнули.

– Вот как?

– Да, сэр, именно так. Если у вас есть замечания по поводу моего поведения, предлагаю вам обратиться к человеку, который взял меня на службу. Если он будет недоволен мной, он может отказать мне от места.

– Я, разумеется, не хочу, чтобы вам отказали от места, – возразил Питер резко. – Но вы разрешаете графу Ростову вольности, которые… Я хочу сказать, что он не тот человек, с которым вам стоит водить знакомство.

– А его сестра? – вспыхнула Рона.

Леди не пристало выражаться подобным образом, но эти слова, невольно сорвавшиеся с ее уст, доставили ей истинное наслаждение, потому что достигли цели. Его лицо напряглось, глаза вспыхнули.

– На этом закончим разговор, если вы не против, – холодно бросил Питер.

– Конечно. Давайте не будем говорить ни о нем, ни о ней. Прошу вас уяснить раз и навсегда, что вас не касается то, с кем я вожу дружбу.

– Черта с два они… – начал Питер гневно, но вдруг замолчал и его лицо изменилось. Злость исчезла, и на ее месте появился страх. – Что? Что случилось?

Силы неожиданно покинули Рону. Вспышка гнева, как видно, истощила ее. У нее перед глазами все поплыло. Словно сквозь туман она увидела лицо Питера, бледное и обезумевшее от волнения, почувствовала, как его руки обхватили ее, услышала крик:

– Рона! О боже, Рона!

Потом она поняла, что ее поднимают. Питер бросился к дому и взбежал по лестнице с криком:

– Позовите доктора!

Он нес Рону на руках, и это было совсем не похоже на то, как нес ее граф. Это было чудесно.

Ударом ноги Питер открыл дверь в ее спальню, положил Рону на кровать, а потом попятился и ушел, оставив ее на попечение женщин, вбежавших следом за ним в комнату. Последним, что увидела Рона, было его лицо, с которого слетела маска, и глаза, безумные, полные ужаса.

Явившийся доктор сделал ей выговор за то, что она встала так рано.

– Но я лежала, – стала оправдываться Рона. – Во всяком случае, бóльшую часть времени. Только не в спальне, а в саду, на раскладном кресле.

– И каким образом вам удалось разволноваться до обморока? – поинтересовался доктор с усмешкой. – Быть может, вы наблюдали за тем, как порхают птички?

– Нет. Конечно, нет.

– Или, возможно, вы поссорились с возлюбленным? – спросил он, блестя глазами.

– Это не мой возлюбленный, – ответила Рона и так посмотрела на доктора, что исполненный благих намерений эскулап предпочел удалиться.

Ужин Алиса принесла Роне в постель. Она суетилась вокруг своей гувернантки, как заботливая мать вокруг ребенка.

– Может быть, вам еще что-нибудь нужно? – в сотый раз спросила девочка.

– Нет, – рассмеялась Рона. Она снова хорошо себя чувствовала. – Алиса, вы погубите меня своей добротой.

– Ой, чуть не забыла! Дядя Питер просил передать вам это.

Алиса показала Роне коробочку, обернутую золотой бумагой.

– Еще один подарок, – сказала она. – Правда, мило? Знаете, – добавила девочка с видом человека, постигшего глубины житейской мудрости, – я думаю, это графиня помогла ему с выбором.

Рона сняла бумагу, потом открыла коробку, и наконец в ее руку лег подарок Питера.

– Нет, – тихо произнесла она. – Не думаю, что это выбирал кто-то другой.

На ее ладони лежала маленькая фарфоровая статуэтка Арлекина.

На следующий день Рона дожидалась Питера, чтобы спросить его о подарке. Наверняка теперь он признается, что это он был Арлекином. Ей нужно было задать ему столько вопросов!

Но он не пришел ее проведать.

По настоянию мадам Тьери следующие два дня Рона провела в постели. Все это время Алексей засыпáл ее красными розами.

– По сравнению с ними мой подарок выглядит очень скромным, – сказал граф Лансинг, протягивая Роне букет белых роз и грустно улыбаясь.

– Ваши цветы мне нравятся больше, – сказала Рона, принимая букет. – Спасибо. Не мог бы кто-нибудь унести эти нелепые красные розы?

– Бедный граф Ростов! Его сердце будет разбито, когда он узнает, что вы отвергли его подарок.

– Граф Ростов любит делать красивые жесты, но его сердце принадлежит мне не больше, чем мое ему, – уверенно произнесла Рона. – Он умеет поднять мне настроение, и это все, что я могу сказать о нем.

– Кроме того, что он спас вам жизнь, – напомнил ей граф Лансинг.

– Наверное, да. Только там было не глубже трех футов, и если бы не вмешался он, это сделал бы кто-то другой.

Граф громко захохотал.

– Как практичны женщины!

– Я всего лишь не считаю графа Ростова героем.

– Я рад этому, – просто ответил он.

На следующий день под шумные приветствия Рона спустилась к обеду, держась за руку графа Лансинга. Рядом с тарелкой ее ждали новые подарки.

Русских в столовой не оказалось, и Рона вздохнула с облегчением. Она не хотела сидеть и смотреть, как Питер отчаянно флиртует с прекрасной графиней, а поговорить они могли и позже.

Вся семья Тьери, похоже, прониклась к ней симпатией. Собравшиеся одобрительно загудели, когда граф Лансинг усадил Рону рядом с собой за стол, и с восторгом стали смотреть, как она открывает подарки.

– Скоро настанет и твой черед, – сказал Питер Алисе, которая во все глаза наблюдала за Роной. – Если не ошибаюсь, на следующей неделе тебе исполнится семнадцать.

– Да, – широко улыбаясь, кивнула Алиса.

– Можешь заказывать, какие подарки тебе хочется получить, – улыбнулся Питер в ответ.

– Я хочу только один подарок, – сказала Алиса. – Жить в Париже. Папочка, мы можем остаться здесь навсегда?

– А как же наш дом в Англии? – напомнил ей граф. – Ты же не хочешь его оставить?