Пепе сворачивает большой косяк, а я под «Напрасное ожидание» в мягком исполнении Боба Марли прогуливаюсь по просторному жилищу, устроенному на чердаке. Не могу удержаться от вопроса:

— Где ты находишь деньги на такое жилье?

Фрэнк на другом конце комнаты, где у него оборудована кухонька, помешивает соус.

— Да оно мне дешево обходится, — кричит он. — Считай, почти даром.

— Почти даром — это сколько? — уточняю я в рамках своего частного исследования: мне всегда интересно, как другие умудряются выживать в Нью-Йорке.

— В пределах разумного, — отвечает он, закрывая дискуссию.

На стенах несколько картин маслом, изображающих Фрэнка. На каждой из них какая-нибудь черта его лица преувеличена: на одной нос изогнут уродливым крючком, на другой мочки ушей свисают до самых плеч. Забавные и грустные картинки. Есть тут и скрипка из топора, и что-то вроде маслобойки из колючей проволоки. Я потрясена.

— Это все твои?!

— Нравится? — смущается он.

— По-моему, здорово. Особенно автопортреты.

Боже, как я завидую Фрэнку: он может выразить себя в искусстве, а у меня нет никакой отдушины. Начиная карьеру на кухне, я думала, что выбрала творческую область, но оказалось, что профессиональная кулинария скорее похожа на скучный заводской конвейер. Я мысленно клянусь начать брать уроки бас-гитары. Образование лишним не бывает.

Мы с Пепе и Фрэнком, окружив большой разделочный стол, курим косяк размером с сигару.

— Ну, я побежал. — Пепе берет пальто и испаряется, спасая тем самым меня от ступора: мы успели выкурить только одну восьмую его «сигары».

«Начинай, крошка, начинай», — тянет Боб Марли… Обеденного стола нет, мы устраиваемся прямо на огромном алом восточном ковре: миски спагетти на коленях и деревянная салатница между нами. Я немедленно опустошаю бокал, чтобы успокоиться, но со спагетти не тороплюсь, смакуя сладкий томатный соус. Если питаешься исключительно ресторанными блюдами высокой кухни, баночный соус к спагетти может показаться деликатесом.

Только я положила в рот очередной кусочек, как Фрэнк наклоняется над салатницей и терпеливо ждет. Его лицо — прямо перед моим. Он дает мне прожевать, и целует в шею, мое слабое место. Когда он переходит от щеки к губам, у меня по спине бегут мурашки. У Фрэнка легкие и ласковые руки, они дотрагиваются до меня нежно и бережно, как будто боятся сделать больно.

События развиваются стремительно. Фрэнк угодил коленом в салатницу, мне в бок впилась вилка, но мы уже не можем остановиться. Сама не заметив как, я остаюсь в лифчике (обычно не ношу, купила специально для этого случая) и джинсах.

Фрэнк берет меня на руки, несет, как в кино, в дальний конец комнаты, ногой откатывает полупрозрачную ширму на колесиках. За ней кровать королевских размеров, в каждом углу по деревянному столбику в готическом стиле. Совсем не похоже на невинную, залитую солнцем белую постель из моих девичьих фантазий. Простыни и пуховое одеяло — серые, как у всех мужчин, а столбики наводят на воспоминания о сценах из «Дракулы» или «Грозового перевала».

Фрэнк опускает меня на кровать и стягивает свою футболку, обнажая бледную, гладкую грудь. Растрепанные волосы разметались по плечам. Он выглядит почти как Клаус Кински — бледный, но сексуальный, ранимый, но нежный.

Расстегнув молнию на моих джинсах, Фрэнк медленно стаскивает их за штанины, потом снимает свои брюки (белья под ними нет) и накрывает меня собой, легкими поцелуями касаясь моего лица.

Этого момента я ждала, но почему-то оказалась к нему не готова. В голову лезут мысли, от которых я каменею: что, если ему не нравится, как я целуюсь? Или мое тело? Что, если я ему вообще омерзительна? Эй, кто-нибудь, на помощь! Требуется срочная лоботомия!

Стащив с меня и трусики, Фрэнк никак не реагирует на узкую темную полоску волос — результат эпиляции воском в бразильском салоне. Может, он считает подобные изыски идиотскими? Или я не первая клиентка «Сестер Джей», которую он имеет честь осматривать?

Что за паранойя. Вообрази облака в голубом небе, горы, солнце, море. Думай о чем-нибудь приятном, ободряющем. Он явно от тебя без ума, ты влюблена в него по уши. Пусть ты знакома с ним всего неделю, что с того?

Мужское лицо пониже твоего пупка всегда обескураживает. Ну почему я не могу просто расслабиться и получить удовольствие?

Фрэнк прижимается и работает языком вроде бы в нужном месте, но я, как ни стараюсь, ничего не чувствую. Может, нужно помедленнее? Или побыстрее? Или чуть левее?

Неожиданно Фрэнк поднимается и поворачивается к тумбочке.

Не к добру.

Достает маленькую коробочку.

— Что это? — спрашиваю я.

Он молча срывает обертку.

— Сейчас увидишь. Я думаю, тебе понравится.

Я слышу негромкое жужжание. Фрэнк с надеждой в глазах показывает мне вибратор размером с пулю:

— Я купил это для тебя.

— Для меня?

— Ну да, ты же сказала, что любишь.

— Я? — абсолютно уверена, что ничего такого не говорила.

Я превратилась в подопытного кролика: Фрэнк нажимает на разные кнопочки, соответствующие разной силе давления. Он хочет, чтобы мне было хорошо, но, совершенно обескураженная, я начинаю подозревать, что в действительности мои ощущения его не интересуют. Ему важнее доказать, что он может сделать мне хорошо.

Мои попытки поэкспериментировать Фрэнк пресекает. Он берет инициативу на себя, он главный. А я-то всегда думала, что такое распределение ролей мне понравится.

— Фрэнк, — я кладу свою руку на его подрагивающую ладонь, — успокойся, все нормально. Ты и без этого отлично справлялся.

— Правда? — недоверчиво переспрашивает он, но жужжание прекращается, и Фрэнк опускает руку мне на живот. — Мне так не показалось.

— Ну и напрасно, — уверяю я таким тоном, будто знаю в этом толк. Незачем ему видеть, каким я стала тормозом в сексе.

Чтобы загладить эту неловкость (надеюсь, нашу общую), мы переходим к активным действиям. Как атлеты, мы прыгаем так энергично и дико, что через пять минут рама кровати ломается, и матрас заваливается одним углом на пол. Мы хохочем. Ну разве мы не созданы друг для друга? Разве нам не весело?

Фрэнк кончает. Я — нет. Я зациклилась на том, чтобы расслабиться, а при таком подходе по-настоящему расслабиться невозможно. Желудок завязывается узлами. По меньшей мере каждые две минуты я сжимаю ягодицы, пытаясь удержать (только этого не хватало!) газы. Намучившись, бегу в ванную — якобы почистить зубы.

— Лейла?

Фрэнк стоит под дверью. Я лихорадочно прикидываю, нужно ли его впускать. Яркий свет в ванной подчеркивает каждую целлюлитную ямочку. Глядя на свою жалкую физиономию в зеркале, я думаю: не создана ты для жизни с людьми, чучело. Подыщи себе подходящую стаю волков и тусуйся с ними. Или с семейством медведей.