Дядя Илья внимательно посмотрел на племянника и тихо сказал:

— Да есть у меня кое-какие мысли… Матвея вдруг осенило.

— Уехать хочешь? В Израиль? Дядя Илья прижал палец кгубам.

Матвей кивнул. В те годы даже в тайге лучше было говорить обэтом шепотом.

И ведь он добился своего. Через четыре года действительноуехал, воспользовавшись политическим моментом. Теперь он жил в маленьком городеЦфат, и Матвей раз в год навещал его. А отец с матерью давно умерли…

Через год Матвей вернулся в Москву абсолютно здоровый, нолетать больше не стал, поступил в МАИ к величайшей радости родителей. Вскореженился, потом развелся, женился опять, а потом подоспела перестройка и тутвдруг он обнаружил в себе коммерческую жилку, легко, как многие в то время,нажил большие деньги, через полгода прогорел, но этот опыт пошел ему на пользу.И вот теперь он был вполне состоявшимся и состоятельным бизнесменом. Арина былаего третьей женой, и они прожили вместе тринадцать лет.

Как все странно, даже дико… Что-то я ничего не пойму… Мнепочудилось, что Миклашевич практически сделал мне предложение? То самое, руки исердца? Неужто примерещилось? Да нет, с чего бы… Несколько лет назад я умерлабы от счастья, а теперь мне немного грустно и очень смешно. Но до чего же онсамоуверен… Думает наверное, что довольно поманить меня пальчиком… Нет уж,фигушки! Не хочу я замуж, ни за кого на всем свете… Я просто хочу любви… АМитька… Понятно, ему нужен брэнд. Но неужели до такой степени, что он готовжениться на мне? Чепуха… И как странно, что он не полез ко мне в постель,чтобы, так сказать, делом подкрепить свое предложение… И ведь это был бывесомый аргумент в его пользу, я раньше таяла от каждого его поцелуя иприкосновения… Неужели у него и с этим проблемы? Или действительно устал? Что ж,посмотрим, что будет утром. Утро ведь вечера мудренее, давно известно. И чтоэто за финт с Розенами? Если он уже в аэропорту решил, что ему не нравитсяАрина, зачем он поехал смотреть дом? И вообще, зачем ему нужно любить и обожатьклиента? Чушь какая-то, я ничего не понимаю… А мне бы хотелось заняться этимдомом, хотя Арина и вправду довольно противная баба. Зато Аполлоныч самообаяние. Пожалуй, он даже обаятельнее Миклашевича… У Миклашевича обаяниекакое-то опасное, а у Розена — нет. Все дело, видимо, в глазах… У Розена глазаголубые, чуть близорукие, а у Миклашевича светло-карие, почти желтые, в нихбывает что-то хищное, тигриное…

Время было еще не позднее, в садике упоительно пахлосиренью, еще не совсем стемнело, и по озеру плыла лодка. Я спустилась вниз,вышла на крылечко. Как тут хорошо, красиво, спокойно. А может послать к чертуМиклашевича, остаться тут недельки на две и спокойно поработать, когда никто неотвлекает, работать легче, войдешь в колею и пишешь, пишешь… Остаться впансионе, не встречаться ни с кем, взять напрокат машину… Я опять набралаГошкин номер. На сей раз он откликнулся сразу.

— Алло, мам, как дела?

— "Ты почему к телефону не подходил?

— Да я забыл его дома, а мы с дедом ездили на Химзее.

— Это что, озеро?

— Ага, там посредине озера этот шиз Людвиг Баварскийдворец отгрохал! Представь себе, мам, он его построил для духа ЛюдовикаЧетырнадцатого! И он жил в этом дворце девять дней, можешь себе представить?Меня экскурсоводша спрашивает: тебе понравилось? А я сказал: нет, онаудивилась, а я говорю: дурдом и все! Деду, кстати, тоже не понравилось! Ой,мам, Как у тебя дела? Как бабушка?

— А ты ей не звонил?

Мам, она очень занудничает последнее время, просто хоть вой!Может, поговоришь с ней, а то просто звонить неохота… Мам, а когда твоя книжкавыйдет? Меня тут многие спрашивают… Да, мы с дедом зашли в русский магазин, тамтвоих книг навалом. Я спросил, говорят, они здорово продаются! Мам, ясоскучился! Ты к нам собираешься?

— Конечно, Гошенька, я приеду, может, даже на тойнеделе. Вы, пока никуда с дедом не собираетесь?

— Хотим поехать в Амстердам на два дня, но если тыприедешь, мы тебя дождемся и можно вместе махнуть, а?

— Прекрасно, а Владимир Александрович дома?

— Нет.

— Ладно, сын, передавай ему привет. Я, кстати, сейчасне дома, а в Литве. И тоже на озере.

— Да? А что ты там делаешь?

— Ничего интересного, я тебе потом расскажу.

— Мам, когда ты к нам соберешься, захвати с собою моюкрасную бейсболку, мне ее не хватает!

— Слушаюсь, Георгий Юрьевич. Что еще прикажетезахватить?

— Пока только бейсболку. Ой, мам, приезжай скорее!

Вот теперь можно спокойно идти спать. Поговорила с Гошкой,сразу стало легко. Я уже повернула к дому, как вдруг услышала тихий голос:

— Олеся!

Я оглянулась.

— Матвей Аполлонович? Что вы тут делаете?

— Да вот, пошел прогуляться перед сном и вдруг увиделвас. А где же ваш патрон?

— Спит уже.

— А вы?

— А я вышла подышать воздухом. Нечасто приходитсядышать такой прелестью.

— Олеся, я должен предупредить вас…

— О чем это?

— Боюсь, что наш договор… Одним словом, ДмитрийАлексеевич… ну, скажем, был не очень вежлив с моей женой…

— И вы приехали вызвать его на дуэль? —рассмеялась я.

— Боже сохрани.

— А жаль! Это был бы поистине дворянский поступок!

— Послушайте, я просто хотел сказать, что…

— Что мы не устраиваем вашу жену. Что ж, чувство вполневзаимное и Дмитрий Алексеевич сразу взял обратные билеты, еще до посещениявашего дома.

— Но почему?

— Не знаю, видимо, его сразу что-то не устроило… Можетваша жена что-то не так сказала, потому что вообще Миклашевич не хам.

— Сказать по правде, я этого не заметил. Но бог с ним.Олеся, вы не хотите прокатиться на лодке?

— А у вас есть лодка?

— Хотите?

— Не знаю… Поздно уже…

— Да разве это поздно, половина одиннадцатого, такойчудный вечер.

— Но где взять лодку?

— А вон там, видите, лодочная станция. И я знаком слодочником. Пошли?

Мне вдруг нестерпимо захотелось прокатиться с ним на лодкепо ночному озеру.

— Пошли!

Он помог мне войти в лодку, сел на весла, и мы поплыли.

Он молчал. Возникла какая-то неловкость.

— Олеся, можно задать вам один вопрос?

— Валяйте!

— Откуда вы меня знаете?