Лоре повезло меньше. Ее подушка не раскрылась, и он услышал душераздирающий крик, когда ее подбросило вперед и со всех сил швырнуло на руль. Потом, когда скрежет металла прекратился, наступила тишина. Ужасное, зловещее молчание.

На какое-то время он отрубился. Фотографы моментально исчезли, предоставив раненому водителю фургона самостоятельно вызывать «Скорую». Хейден бережно держал Лору. Из зияющей раны на ее груди струилась кровь. Она залила его руки, ее одежду, пол в машине. Похоже, «Скорая» ехала целую вечность — каждый раз, когда он спрашивал о ней, водитель фургона отвечал, что машина еще в пути. Хейден все время говорил с Лорой и прижимал ее к себе.

— Держись, милая, — мягко нашептывал он. — Осталось недолго.

Он погладил ее по лицу, по волосам, вытер с глаз слезы.

— Я ухожу, — сказала она.

— Нет, нет, не уходишь, — возразил он. — Ты будешь со мной. Оставайся со мной. Всегда.

Он отчаянно пытался ее удержать, но она бледнела и бледнела. Ее взгляд померк и затуманился. В дыхании послышалось бульканье, а губы посинели.

— Я тебя люблю, — прошептал Хейден, — не оставляй меня. У нас впереди такая долгая и счастливая жизнь.

Когда он услышал приближение сирен «Скорой помощи», Лора повернулась к нему. Сознание вернулось в ее глаза. Она приоткрыла рот, но словно никак не могла подобрать слов. Он приблизил к ней лицо.

— Прости, — чуть слышно прошептала она. Ее рука прикоснулась к его лицу, и он крепко прижал ее своей. — Я люблю тебя.

А потом она ушла. Он смотрел, как жизнь покидает любовь всей его жизни, и ничего не мог сделать. Ее не могли вернуть в мир живых все деньги мира. Он отдал бы все — все свои ценности, деньги, славу — за еще один час, проведенный с ней. Теперь все это было ему не нужно.

Хейден прогнал воспоминания, и на него нахлынула суровая реальность. Зияющая пустота и черное одиночество. Он закрыл лицо руками и почувствовал, что оно мокрое от слез. Боль минут безвозвратной потери не уходила. Она точила сердце, словно прожорливый паразит. В тот день свет его жизни померк. Он отвернулся от мира музыки, не сыграл и не спел ни единой ноты. Вдохновение ушло. Лора ушла. Она никогда не вернется, и ничто не сможет этого изменить.

Он похоронил смысл своей жизни в темной сырой могиле неуместно солнечным днем. Хейден надел на холодный палец красивое кольцо, о котором она так и не узнала.

Спровоцировавшие аварию папарацци легко отделались. Когда их в итоге нашла полиция, фотографа, который сидел сзади, ни в чем не обвинили. Того, кто управлял скутером, обвинили в причинении смерти из-за неосторожного вождения. Он признал себя виновным, и его приговорили лишь к году тюрьмы и двухлетнему лишению прав. Он оказался на свободе уже через шесть месяцев и снова начал изводить знаменитостей. Не слишком серьезное наказание для того, кто похитил чужую жизнь, — от этого Хейдену было еще больнее. Интересно, кто-нибудь из виновных в этом происшествии просыпался по ночам в холодном поту, вспомнив во сне аварию?

Вопрос «Что, если бы?..» преследовал Хейдена днем и ночью. Что, если бы они направились куда-нибудь еще? Что, если бы за рулем сидел он? Выжила бы Лора? Что, если бы он не отпустил охрану? Приняли бы они удар на себя? Если повернуть время вспять, смог бы он все это предотвратить?

Он вылез из кровати и отправился в примыкающую к комнате ванную, чтобы смыть слезы. Если бы только можно было также смыть слезы с сердца.

Из зеркала на него смотрело худое бледное лицо. Лора рассердилась бы на него, если бы узнала, как он себя ведет. Он знал. Но ничего не мог поделать. Она бы хотела, чтобы он дальше жил своей жизнью. До этого вечера он думал, что сможет провести в этой комнате остаток жизни. А теперь? Сегодня у него внутри что-то переключилось.

Может, дело в простой песенке «С днем рождения»? В проблеске надежды? Раньше, когда он пытался петь, слова застревали в горле. Но сегодня звук наполнил его грудь — он думал, это чувство давно ушло навсегда. Хейден ощутил, как ноты резонировали у него в крови, в мускулах, в сердце. И это — из-за нескольких строк самой дурацкой и примитивной песенки на планете. Он представил, что было бы, если бы он попытался снова спеть целую песню, что-нибудь из любимого. Одну из своих песен. Получится? За последнее время он так отвык разговаривать с людьми, что его нередко утомляла даже недлинная беседа. Сможет ли он спеть целую песню? Мысль пугала и волновала одновременно.

А эта новая квартирантка? Аиша Рашид. Вчера он не обратил на нее особого внимания. Сбросил со счетов, как обычную серую мышку. Но сегодня… Что произошло? Она так изменилась. Словно тусклый высохший мотылек преобразился в яркую красивую бабочку.

Когда он ее увидел, у него пересохло во рту, и он почувствовал, как в груди заколотилось сердце. Он едва смог отвести взгляд. И дело было не просто в макияже и новой одежде. С ее лица словно начали сходить годы боли.

Когда она посмотрела на него, то явно испугалась. Кристалл рассказывала об этой девушке с оленьими глазами немного, но, судя по всему, у нее была ужасная жизнь. Плюс травмированный ребенок… В каком-то смысле все они искалечены, не стоит забывать об этом.

С музыкой в мою кровь влилась радость — это было так непривычно: расслабляться под музыку, наслаждаться странной легкостью тела. Я кружилась уже почти беспечно, отдаваясь новым эмоциям, когда краем глаза заметила в дверном проеме мужской силуэт.

Сердце разом ухнуло в пятки! На мгновение мне почудилось, что это Суреш приехал, чтобы забрать меня домой, и я остолбенела от ужаса. Но когда человек вышел из темноты, я поняла, что это Хейден Дэниелс. Его лицо было мрачным, даже угрожающе мертвенным в слабом свете лампы, и я съежилась от страха.

— Что ты делаешь? — сквозь зубы процедил он.

— Надеюсь, вы не против, что я в гостиной, — ответила я, пытаясь не хрипеть. — Кристалл сказала, что можно.

— Музыка. — Он кивнул на айпод. — Зачем ты включила мою музыку?

— Было тихо, — оправдывалась я. — И мне стало одиноко.

Сердце билось о грудную клетку как ненормальное, во рту пересохло. Я его разозлила.

— Очень красивая песня.

Он за несколько шагов пересек комнату и подошел ко мне. Испугавшись, что он хочет меня ударить, я инстинктивно упала на пол, зажмурилась и сжалась, как умела. Пусть лучше удар придется на кость, чем по мягкому телу. Стыдясь собственной слабости, я поползла к ножке рояля. Если бы я могла, то залезла бы под него.

Музыка стихла, а я приготовилась к удару кулака или пинку… Несколько минут в комнате висела оглушительная тишина. И больше ничего. Ничего не произошло.

Когда я открыла глаза, Хейден стоял надо мной. Его глаза блестели в темноте, и я снова спрятала лицо, закрыв его ладонями.

— Черт! Что ты творишь такое? Почему ты валяешься на полу? Ты сумасшедшая, что ли? — изумленно прошептал он.