концу туннеля. В течение нескольких месяцев это было моей работой. Я все еще боялась, что кувалда Прига однажды ударит по мне, но я справилась с этим страхом и при каждом взмахе смотрела в лицо уродливому говнюку. На моих руках больше не было синяков от этого, но я все равно носила повязки, несмотря ни на что. Я почти уверена, что к тому моменту у меня был уже третий комплект повязок. Я носила их отчасти для того, чтобы спрятать свое маленькое оружие, а отчасти потому, что это заставляло Прига думать, что работа с маркером все еще причиняет мне боль. Таким образом, у него было меньше шансов навязать эту работу кому-то другому.

— Только не ты, сука, — прошипел Приг. Он был взволнован, это было ясно. Ублюдок вытащил хлыст и продолжал волочить его по земле, как будто ему не терпелось пустить его в ход.

— Я всегда держу маркер, — сказала я. Может быть, мне и не нравилась эта работа, но это была моя работа. Кроме того, я знала, что Приг вряд ли убьет меня — по крайней мере до тех пор, пока управляющий все еще заинтересован во мне. Я не могла сказать, что другие члены моей бригады будут в такой же безопасности.

— Ты. — Приг лениво махнул хлыстом в сторону Изена.

Я крепче сжала маркер и шагнула вперед. «Я всегда держу этот гребаный маркер!» — повторила я. Противостоять хулигану целесообразно только тогда, когда у тебя есть шанс дать отпор. Если он может безнаказанно избить тебя, то это все, что ты заслужишь за свое неповиновение. К сожалению, в то время как большинству из нас, струпьев, приходилось довольствоваться сандалиями, сшитыми из полосок кожи, бригадирам была предоставлена более прочная обувь. Обутая в ботинок нога Прига ударила меня в живот, и у меня подкосились ноги. Я обнаружила, что стою на коленях на земле, кашляя и хватая ртом воздух.

— Не сегодня, — прошипел бригадир, наклоняясь и вырывая маркер у меня из рук. — Сегодня это твоя работа. — Он бросил маркер Изену.

Изен поймал маркер и поморщился от боли. Он и так был весь в синяках и струпьях после вчерашней драки на арене, но не жаловался. Но и противостоять Пригу не стал. Из-за этого я сочла его трусом. Изен прислонил маркер к стене и опустился на колени, не отрывая взгляда от земли, пока бригадир отмерял замах. Это было разумнее всего. Приг хотел увидеть страх, хотел, чтобы Изен знал, какую власть он имеет над ним. В отличие от меня, Изен понимал это и дал Пригу именно то, чего тот хотел. Это был разумный ход, но мне было неприятно видеть, как Изен унижается до такой степени.

Я смотрела, едва помня о том, что нужно дышать, представляя, что могло бы произойти, если бы Приг промахнулся и убил Изена. Я спросила себя, что мог бы сделать Хардт. Что могла бы сделать я. Как бы я ни старалась держаться на расстоянии, я привязалась к двум братьям. Несмотря на мое влечение к Изену, они оба мне нравились, и я уважала их обоих. Я даже начала им доверять. Я не хотела даже допускать мысль о жизни в Яме без одного из них — или обоих.

Я ахнула, когда первый удар пришелся в цель, и Изен вскрикнул. Держать маркер было нелегко, и от удара было так больно, как будто руки разрывались на части. Я к этому привыкла, а Изен — нет. Приг услышал меня и повернулся, уставившись на меня с мерзкой ухмылкой на своей жирной физиономии. Он не хуже меня понимал, что наконец-то нашел способ меня напугать. Я думаю, для него это была большая победа. Для меня это, безусловно, было поражением. Тогда я поняла, что больше никогда не буду держать в руках этот маркер. Больше всего на свете Пригу нравилось мучить меня, и теперь у него был способ это делать.

После того, как маркер был установлен на стене, Приг заставил нас копать. В тот день нам предстояло проделать немалый путь, а после этого у меня было еженедельное собеседование с управляющим. Приг хотел немного отдохнуть на холме с другими бригадирами, поэтому он гнал нас изо всех сил. Не было ни одного члена бригады, который избежал бы хотя бы одного удара хлыстом по спине.

Изену досталось больше всех. Из-за жестокости боя прошлой ночью и свирепости Прига, с которым он орудовал кувалдой, Изен едва мог свести руки. Хардт работал даже усерднее, чем обычно, пытаясь компенсировать слабость брата, но Приг это заметил. После четвертого удара хлыстом я больше не могла это выносить. Я не могла видеть, как Изена избивают до крови, зная, что это была моя вина, что Приг делал это, чтобы причинить боль мне.

Оглядываясь назад, я понимаю, что только усугубила ситуацию.

Я бросила кирку и повернулась лицом к Пригу, вставая между ним и Изеном. Может быть, из-за удивления, а может, из-за выражения моих глаз, но он заколебался, всего на мгновение. Затем я увидел, как его лицо исказилось от ярости, и он ударил меня хлыстом.

Теперь боль — абстракция. Я знаю, что было больно, что мне показалось, будто мое лицо обожгли огнем. К счастью, я больше этого не чувствую. Хлыст хлестнул меня по левой щеке, и я вскрикнула, наткнувшись спиной на Изена, но удержавшись на ногах.

На мне до сих пор виден шрам от того удара. Я до сих пор ношу большинство шрамов, которые оставил мне этот вонючий мудак с жопой, наполненной членом, но этот — постоянное напоминание о власти, которую гребаный слизкий ублюдок имел над нами. Я выковала трон из своей решимости. Я соперничала умом и силой с существами, достаточно высокомерными, чтобы считать себя богами. Я разрушала империи и наблюдала, как рушится моя собственная, но на мне все еще остаются шрамы, которые оставил мне под землей этот жалкий хулиган.

Приг, возможно, и не остановился бы на одном ударе, он явно был готов нанести мне еще один, но Изен с силой оттолкнул меня в сторону, и в следующее мгновение я обнаружила, что лежу на каменистой земле и смотрю на него снизу вверх, думая, что он должен быть мне благодарен. Я не учла гордость молодых людей в расцвете сил. Как и опасность задеть эту гордость. Честно говоря, я не уверена, кто из нас был большим идиотом. Думаю, мы бежали нос к носу.

— Никогда, — прорычал Изен, его лицо