Хаддо перевел дыхание и в его глазах загорелся дьявольский огонек. Голос охрип от волнения.

Маргарет содрогнулась, но и подумать не посмела, что этот человек сумасшедший. И не пыталась судить его. Оливер набрал еще щепоть этого страшного порошка и бросил в медную чашу. Вновь порылся в кармане и вытащил пригоршню какого-то вещества, походившего на истолченные сухие листья. Вероятно, в них еще оставался след влаги, так как на дне чаши немедленно вновь поднялось пламя, правда, не такое могучее, как в первый раз. Странные испарения заполнили комнату. Запах их был резок, и он одурманивал. Стало трудно дышать, Маргарет закашлялась. Хотела попросить Оливера прекратить опыт, но не могла вымолвить ни слова. Он взял таз и поднес ей, приказав:

— Взгляните!

Она наклонилась и увидела на дне сгусток голубого пламени, необычайно твердого, похожего на расплавленный металл. Оно было неподвижным, но странно извивалось, будто змейки огня мучались от собственного неземного жара.

— Вдохните как можно глубже.

Она повиновалась. Внезапная дрожь пробежала по телу, и Маргарет погрузилась во тьму. Пыталась было закричать, но не могла издать ни звука. Голова кружилась, показалось, что Хаддо пытается закрыть ей лицо. Еще раз глотнула воздух, чтобы не задохнуться, и земля ушла из-под ног. Почудилось, что тело устремилось куда-то с невероятной скоростью. Маргарет шевельнулась, но Хаддо приказал не оглядываться. Смертельный ужас охватил ее. Она не знала, что ее несет, но двигалась все быстрей и быстрей, и сам ураган не поспел бы за ней. Наконец, остановилась, и Хаддо взял ее руку.

— Не бойтесь, — сказал он. — Откройте глаза и встаньте. Их окружала ночь, но это была не умиротворяющая ночь, успокаивающая усталые души смертных; это была ночь, таинственным образом приводящая души в смятение, когда каждый нерв напряжен до предела. Темноту прорезало багряное зарево, и в его свете можно было различить очертания искаженных предметов. Луны не было видно, но мерцающие звездочки, как души умерших грешников, казалось, танцевали на листочках вереска бледными ночными огнями. Кусты вереска топорщились в огромной развороченной пустыне, наполненной обломками гигантских скал и скелетами безлистых деревьев, изломанных и изгрызанных, как истерзанные болью души. Казалось, будто тут пронеслась разрушительная гроза, и земля отдыхает после дождевых потоков и ураганного ветра. Окружающее молча страдало, как измученный человек, у которого нет сил понять, что его беды кончились. До Маргарет доносилось хлопанье крыльев чудовищных птиц, словно бы нашептывающих ей удивительные истории о своих перелетах. Оливер крепче сжал ее руку. И уверенно вывел на развилку дорог. Она не ведала, что их окружало: обломки скал или разрушенные могилы.

Вдруг раздался трубный зов, и со всех сторон, там, где только что ничего не было, полезли какие-то существа. Огромное пустое пространство наполнилось тенями, и они, подгоняя друг друга, покатились, как морские валы. Девушке показалось, что пред ней предстало все царство мертвых: мрачные тираны и размалеванные куртизанки, римские патриции в алых тогах и восточные султаны. Все великие грешницы прошлого продефилировали перед ней: Иродиада, целующая уста отрубленной головы, Клеопатра, опустившая бледное похотливое лицо, Мессалина, кривящая ненасытные губы и сверкающая полными злобы глазами. Мелькали перед ней кроваво-красные сутаны кардиналов, рыцари в стальных доспехах, гомосексуалисты в женских одеждах и дамы в кринолинах и напудренных париках. Внезапно порыв ветра унес их всех прочь, как осенние листья, и перед Маргарет потянулись молчаливые толпы рабов, неисчислимых, как песчинки на морском дне. Их худые лица были землистыми от нужды и впалыми от болезней, а в глазах горела безысходность отчаяния. Рабы стремились вперед, как взбунтовавшаяся толпа, в ужасе бросающаяся в узкие улочки, спасаясь от преследования конницы, вызванной для ее усмирения. Казалось, будто весь мир собрался здесь, в этом страшном пространстве.

Затем все снова опустело, и перед Маргарет возникло огромное искореженное древо, стоящее среди пустыни в полном одиночестве; и хотя оно было мертвенно-неподвижным, чудилось, что страдает больше, чем человек. Молнии сбили с него крону, но ветер столетий не сумел вырвать с корнями. Истерзанные ветви, голые, лишенные листвы, были похожи на руки Титана, заломленные в смертельной тоске. Через мгновение к горлу Маргарет подступила тошнота от страха; с деревом произошла перемена, в нем возникло биение жизни: грубый ствол обратился в могучий торс, скрюченные ветви — в человеческие руки. Дерево стало козлоногим чудовищем, огромней любых монстров, что могут привидеться в кошмарных снах. Рога, длинная борода, обросшие шерстью ноги с копытами и большие человеческие руки. Похотливое и жестокое лицо ужасно и, все-таки, божественно. Перед ней был Пан, играющий на своей свирели, и его сладострастный взгляд ласкал ее с отталкивающей нежностью. И вдруг будто рассеялся туман — ее взору открылся прекрасный вид, звериная часть этого мерзкого существа как бы растаяла, и перед Маргарет оказался обнаженный, атлетического сложения юноша с тонкими чертами благородного лица. Движимая любопытством, она попыталась подойти ближе, но фигура юноши тоже начала растворяться в облаке, и она почувствовала, что ее вновь окружают мечущиеся толпы. Опять возникли все легендарные чудища и дикие звери, порожденные бредом параноиков. Из тьмы выплыли огромные жабы, с лапами, прижатыми к животу, гигантские шмели, покрытые панцирями, какие-то примитивные, трещащие роговой чешуей твари с крабьими глазами, крылатые змеи и ползучие гады, зарождающиеся в грязи. Она слышала пронзительные вопли и взрывы смеха, вселяющие ужас крики воинов, гибнущих в смертельных схватках. Женщины Хаггарда, простоволосые и развратные, разносили вино, и там, где они проливали его, оставались пятна, напоминающие пятна крови. Маргарет чудилось, что в ее жилах течет огонь, а душа покинула тело; но ее место заняла новая душа.

И вдруг ей стало понятно, почему это зрелище столь непристойно. Ведь она принимает участие в оргии чудовищной похоти, ей открылась порочность мира! Она увидела такие мерзости, что закричала от ужаса, и тут услышала рядом язвительный смех Оливера. И почувствовала, как он взял ее руки в свои. Попыталась вырваться, но он сказал: «Не надо бояться».

Голос его опять стал вполне естественным, и до ее сознания дошло, что они мирно сидят в студии. Она испуганно огляделась. За окном уже сгущались ранние осенние сумерки, комнату освещали лишь блики огоньков от догорающих в камине углей. Но все еще ощущался слабый дурманящий запах вещества, которое сжег Хаддо.

— Зажечь свечи? — спросил он.

Поднес спичку к канделябру, стоящему на рояле. Свечи отбрасывали странный свет. Маргарет вспомнила все, что ей сейчас привиделось, и поняла: Хаддо все время находился рядом. Ее охватил стыд, невыносимый стыд, краска, залившая щеки, казалось, готова была сжечь их. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

— Уйдите, — проговорила она сквозь слезы. — Ради Бога, уйдите.

Мгновение он вглядывался в нее, на губах играла улыбка, та, которую Сюзи подметила после его схватки с Артуром.

— Когда вам захочется встретиться со мной, вы найдете меня на улице Вогиро в доме 209, — сказал он. — Постучитесь во вторую дверь слева, на третьем этаже.