его жены, невестки и детей я прибыл сам. Встретил меня лично кайзер Генрих в морском мундире с погонами фрегаттен-капитана.

Мне всегда нравился этот молодой человек: умён, деятелен, неплохо образован. Опыта государственного руководства Генрих не имеет, поскольку к карьере кайзера готовили его старшего брата, но этот недостаток поправимый. Самое главное, что Генрих умеет учиться, а опыт приложится.

Мы идём от самолёта к поданному нам автомобилю, и беседуем на общие темы. Да, раньше мы неоднократно встречались, и я делал Генриху разные подарки: кайтсерфер, виндсерфер, пару мотоциклов, гоночный автомобиль и самолёт. Всё ручной сборки, с великолепной отделкой. Генрих, в свою очередь, подарил мне пару рысаков и скоростной катер, скорее миноносец со снятым вооружением и оборудованной небольшой, но роскошно отделанной каютой. Мощная машина разгоняет катер до тридцати пяти узлов, но в здравом уме никто этого делать не должен: даже при микроскопическом волнении вибрации корпуса достигают такой силы, что просто ужас. Так что подарок я передарил Учебному отряду, пусть гардемарины на нём гоняют.

— Скажите, Генрих, каковы результаты расследования убийства Вашего брата, моего друга?

— Вашего друга. — повторяет Генрих — Знайте, Ваше императорское величество, что я тоже хочу стать Вашим другом, взамен моего покойного брата.

Мы останавливаемся, и смотрим в глаза друг другу. Генрих старше меня всего на два года, и то, что мы ровесники, добавляет нам взаимопонимания. Он высок, прекрасно сложен, хорошо тренирован, черты лица правильные. Носит усы, которые ему очень идут. Волосы зачёсывает наверх, в прямой пробор, открывая обширный красивый лоб. А ещё он умён, и до конца предан своей Родине.

— Генрих! — тихо говорю я — Я считаю Вас своим другом с того момента, когда мы увиделись впервые. Помните, как Вы заступились за меня перед девочками, которые вздумали смеяться надо мной?

— Господи, это было бездну дет назад, и Вы Петер до сих пор помните?

— Разумеется. Я всегда и всё помню, таково уж свойство моей натуры. В те времена мы были равны: не наследные принцы. Теперь снова равны: мы оба главы великих держав. Я хочу, Генрих, чтобы мы стали не просто друзьями, но побратимами.

— Согласен! И своё побратимство мы скрепим кровью на месте гибели моего брата, его и моих детей.

Мы с Генрихом обнялись и троекратно расцеловались, а потом уселись в автомобиль и отправились на место гибели несчастного Вильгельма, женщин и детей. На краю воронки мы скрепили наш союз кровью из наших вен, и отправились к месту отдыха.

— Генрих, что удалось узнать относительно террористического акта?

— Следствие ещё идёт, но кое-какая картина вырисовывается: исполнителей двое, это граф фон Штауффенберг и барон фон Мёльке. Оба члены масонской ложи, имеют весьма высокие ранги посвящения. Полиция и военная контрразведка провела аресты всех членов масонской ложи, и из допросов следует, что они представляют часть недовольной земельной аристократии. Но нити заговора тянутся на Остров. Арестовали всё руководство всех известных масонских лож Рейха, и во всех случаях имеются доказанные факты измены, а ещё в одной ложе также были признаки подготовки теракта.

— Господи, Генрих, мы с Вами живём как на пороховом складе с курящими часовыми!

— Верно. Я уже издал указ о запрещении масонства в Рейхе и опубликовал в прессе материалы следствия. Мне докладывали, что народ с пониманием отнёсся к этой мере.

— Я масонов ещё не запретил, но жандармы, в обстановке полной секретности, готовятся к этой операции. Предлагаю Вам проводить согласованную политику в направлениях, представляющих взаимный интерес.

* * *

Церемония закладки храма была величественной и при этом скромной. В качестве котлована для фундамента было решено использовать воронку от взрыва, которую только немного подправили, чтобы придать идеально круглую форму.

Негромко играл оркестр, произносились речи. Мы с Генрихом спустились на дно, вместе установили там закладной камень фундамента и закрепили на нём серебряную табличку.

После церемонии мы отправились в Берлин. Ехали молча. Генрих мрачно размышлял о своём, я мысленно прокручивал варианты произошедшей трагедии и будущих событий. Наконец я не выдержал:

— Генрих, что-то не сходится.

— Что именно? — повернулся он ко мне.

— Ваша жена была родной и любимой внучкой королевы Виктории, англичане не могли её убить!

Генрих поднял стекло, отгораживающее салон от места водителя, и только после этого ответил:

— Стечение обстоятельств, Петер. Ирена вместе с Августой-Викторией и детьми должны были вечером уехать в Берлин. Поездку отменили в последний момент, так как сломался автомобиль сопровождения. На запрос из Городского дворца офицер охраны ответил, что поездка состоится, когда автомобиль отремонтируют, не позднее чем через два часа. Но поездку вообще отменили, поскольку у кайзерины Августы разболелась голова, и ехать в таком состоянии было бы слишком мучительно. Об этом рассказала горничная, которую отпустили ночевать к её тётушке, проживающей в Эберсвальде. Правда, на самом деле, ночевала горничная не у тётушки, а у жениха, сына лучшей подруги тётушки, но девушка ни во что не замешана: там действительно дело идёт к свадьбе, и родственники, по мере сил, опекают молодых. Полицейские всё проверили досконально.

— Значит тот, кто телефонировал из Берлина, связан с заговорщиками?

— Или тот, кто попросил телефонировать. Полиция и контрразведка пошла и по этой цепочке.

Генрих помолчал, и, глядя в окно на проплывающий мимо пейзаж, горячо заговорил:

— Петер, меня воспитывали в рыцарственном духе. Я всегда знал, что