совсем забыли о мастерстве и казались и кажутся экстравагантными и бунтовщиками только по глупости слушателей, тогда как их бунты решительно ничего не меняют. Вы всегда всё путаете. Не умея отличить Бурлюков от Ларионова и Лентулова от Гончаровой, хвалёная русская критика стала употреблять термин футуризм для всего, что кажется крайним. Ей нужно ведь только бьющее по уму. Положение башмак прекрасней Венеры раструбили и разнесли, но никто не понял весьма простого смысла этой фразы. Гончарова открыла выставку, в которой выявились великие и неожиданные для нас самих откровения, ибо кто занимался подсчётом и кроме пошлости ничего не сказал об этой выставке. И я горжусь честью во всеуслышанье заявить об удивлении перед невероятной работой мастера, который в течение тринадцати лет совершил невероятный путь прозрения, честного, мучительного и упорного, и привёл нас на высоты духа, с которых жутко смотреть. И Москва, город царских иконописцев, опозоренная лаврушенским свинюшником214, снова чиста и вновь мы узнаем, что такое искусство.

Принято излагать биографии мастеров. Я не прочь изложить биографию Гончаровой. Но как я вам скажу, когда она родилась. В 1881 году, в мае месяце215. Эти цифры вам говорят о той обстановке, которую прошла Наталия Сергеевна. Но об этой обстановке забудьте. Я вам постараюсь правдиво и непредубеждённо рассказать о её жизни с её слов и слов её работ.

Наталия Сергеевна родилась в одной из захолустных деревень, где проживали её родные, когда<-то> игравшие роль при дворе, люди высокой культуры, но потом попавшие в опалу и вынуждено удалённые от дел. Однообразие семейной обстановки, мир сказок и песен, какая-то чуть-чуть осязаемая надломленность души, поля, леса, сельчане – вот фундамент, на котором выросло её мастерство. По вечерам, когда солнце садилось и кричали заводские гудки и шныряли летучие мыши, разрывая сумрак, в дом Гончаровых приезжали именитые купцы из дальних стран, привозили сокровища из Индии и шитые ткани. Один из них подарил Наташе индийские бронзы, ставшие самыми любимыми вещами девочки. Постоянные гости и притом чужеземцы развивали её любознательность и позволили усвоить чужеземные языки. Отец Наталии Сергеевны любил диковинных животных и обладал маленьким зверинцем, где у дочери были четвероногие друзья, с которых она делала первые рисунки. Так до четырнадцати лет текла её жизнь в деревне, то весёлая, то печальная, полная мыслей о мире, что за пределами полей и лесов, откуда приезжают гости. Но традиции дома уже выработали в ней стойкую и убеждённую натуру, и уже девочкой она отличалась фанатическим упорством во мнениях, близких по внешности к упрямству. Когда же ей минуло четырнадцать лет, родители отвезли её в город Убожества, неприятно поразивший её своей маскарадностью и несоответствием формы и содержания. Как так – много храмов, подобно их деревенскому, где служат Суровому Богу, а в храмах пусто и каменные строения некрасивы и <у> кондуктора городского трамвая убогое, убогое лицо. Но это было первое время. Она замечала, что город на её глазах менялся, и менялся с удивительной быстротой, и храмы стали подобны деревенским. Шло ученье. Учителей много было, все разные, но особенно привлекали два – Закона Божьего и истории. Поучения первого производили сильное впечатление на Гончарову, весьма религиозную, второй <рассказывал> о том, как слагалось родное государство, какие были цари, о войнах и народных бунтах. Окончив школу, Наталия Сергеевна уезжает в Париж, где знакомится с Роденом, Моне и Ренуаром, работает под их руководством, потом под руководством Ван Гога, во время обитания последнего в Арле216. Количество парижских работ весьма велико – это скульптура и живопись, первоначально пастели, потом масло, весьма добросовестно исполненные и свидетельствующие об отличном понимании мастерства учителей. Не удовлетворяясь Моне и Ван Гогом и покидая импрессионизм217, Наталия Сергеевна уезжает на острова св. Доминика, где доживал свой век Гоген, в Таити и возвращается назад во Францию. Гоген разочаровал её. Экс-кий отшельник – вот мечта и увлечение. Я сожалею, что не имею возможности передать содержание бесед и последующей переписки Гончаровой с Сезанном218. Сезанн – определил поворотный пункт её мастерства и указал ей на пути, по которым она пошла. Гончарова возвращается в Россию, поселяется в одном из монастырей и пишет религиозные композиции и картины крестьянского быта. Её удивительная доброта и ум составляет ей славу, разнёсшуюся по окрестным местам, – к ней приходят сельчане беседовать, идут споры на религиозные темы ит. и. Она работает в полях и огородах, вбирая как бы силу земли, искусством занимается подвижнически и упорно219. К влиянию Сезанна, благодаря которому она разрабатывает разложение плоскостей, присоединяется учительство иконописцев московского двора, с которыми ей приходилось встречаться. Но это монастырское спокойствие продолжалось недолго. В 1908 году Наталия Сергеевна отправляется путешествовать220. Она едет в Африку, посещает Бенин, у бушменов собирает предметы художественного творчества, богатая коллекция которых у ней и сейчас, на Мадагаскаре вместе с экспедицией Пенсильванского университета руководит раскопками и изучает деревянную скульптуру221. С Мадагаскара в Индию, Персию, потом в Китай и Японию, всегда мятущаяся ищущая и упорно работающая. Из Японии назад в Персию и на Кавказ. На Кавказе живёт в Атенском ущелье в селе Атени близ прекрасного атенского храма, среди виноградников, краснеющих и золотеющих осенью222. В Армении, после изучения храмов, определённо убеждается в могущественном влиянии Кавказа на Византию и происхождении оттуда мавританского стиля. Из Армении в Месопотамию. Оттуда, поражённая величием Вавилона, писала одному поэту – как жаль, что Вавилон доходит до нас через чужие руки. На основании очень ценной вещи его ученики делают менее ценную и пускают её в народ, она в качестве хорошего малого с большой приспособляемостью и доступностью садится на место царя, ест из его посуды, спит на его постели, к ней обращаются за решением спорных вопросов, и когда царь вернётся, ещё неизвестно, попадёт ли он на своё место223. Престола отцов в смысле общего поклонения мы, конечно, не завоюем, но будет совершенно достаточно, если каждый из нас в конце жизни будет знать, что он поступал всегда как царь и сделал вещи достойные царского престола. Это письмо достаточно выразительно и прибавить к нему нечего.

Огромный город, храм Э-сагиль в честь покровителя бога Мардука, колодцы, водопроводы, сады, парки, сложная и культурная жизнь весьма влекли её. У меня есть несколько писем оттуда, но я не буду приводить <их>. Из Вавилона Наталия Сергеевна уехала в Тир, где серьёзно простудилась и проболела, затем на кораблях посольства направилась в Египет. «Право, – писала она, – здесь отлично делают, что ввели обычай держать