покойников дома. Обитатели Фаюма вставляют в гробы, в том месте, где лицо, плоскую доску, на которой греческие живописцы рисуют покойного. Если бы мы интересовались чем-либо кроме доморощенных соотечественников, то нашли бы много поучительного в этих портретах и нынешнем египетском искусстве. Статуя Птоломея Филадельфа свидетельствует о том, как синтез искусств вернул упадочным грекам достоинства этистов224». Эти путешествия по Востоку, по местам, откуда часто приезжали в детстве к её отцу, убеждают Гончарову в величии Востока, а сопоставление с Европой приводит к выводу, что Европа – воровка-рецидивистка. Зачем же обращаться к ней, когда можно, оставаясь у себя дома, получать всё из первых рук и притом лучшее. Но всё же из Египта и Нубии она снова <едет> в Париж. Там возник футуризм, и Маринетти читает доклады в Парижской студенческой Ассоциации225. Интерес к футуризму влечёт её в Италию в общество Боччони и Северини. Однако усвоив их манеру, она отнюдь не пишет одного футуризма на своём знамени. Даря одному футуристу одну из иллюстрированных ею книг, она делает такую надпись – «Пусть в течение суток светят солнце, луна и электричество, но было бы скучно, если бы всё свелось к электрическому фонарю. Маринетти неоромантик – смесь почтенного римского гражданина, фиваидского пустынника, парижского апаша и праздного мечтателя. Да здравствует футуризм как один из приёмов передачи движения! Да здравствует Азия, из которой, между прочим, вышли и европейцы»226. А несколько ранее в одной из газет осуждает кубизм и проблемы о ненужности сюжета227. Вот Гончарова в Москве – каждое воскресенье она ходит на Сухаревку, покупает лубки и ткани. Со всех концов земли ей почитатели и друзья шлют подарки – материи и произведения искусства. Устраивая выставки, рисуя декорации, иллюстрируя книги, она часто ездит на юг, где живёт среди евреев, проникаясь их многовековой тоской по обетованном не пришедшем Мессии. За время своей деятельности она участвует в 26 выставках, расписывает дворец в Шуфпур-Лагаше, изображает царей в Гелатском монастыре, несколько домов монархов в Верхнем Египте, иллюстрирует серии книг и рукописей и составляет наброски для начертания на стенах Карнака условий мира Рамзеса второго с Хаттушилем III. На её нынешней выставке 761 работа228, но это далеко не всё, многое погибло от времени, а многое не может <быть> доставлено. Укажите мне на другого мастера такой плодовитости. И это множество работ объясняется не только тем, что Гончарова честна в мастерстве, но и богатством её духовной культуры и учителей. «Ослиный хвост»229 был началом пути, который привёл к убийству времени и пространства, к их покорению. Выставка постимпрессионистов удивила заморских англичан именно в силу присутствия Гончаровой, и практичные люди долго ломали головы, откуда могло прийти такое искусство230. А в мою бытность в Нехеббе мне сам Имхотеп отзывался с чрезвычайным уважением о её работах и заявлял, что он умрёт спокойно, раз есть хранители традиций искусства. И только на далёком Севере в Москве, обнищавшая и забывшая прежнее величие публика не поняла Гончаровой и прошла мимо неё. Оскорблений и глумлений я не буду перечислять. Но весной на диспуте Мишени этому озверелому потоку она сказала три правдивых слова – вы стадо баранов231. Да останутся они клеймом вашей стадности и слепоты. Ибо вы идёте за бездарными и продажными козлами, глупыми и непонимающими. Эту кличку вы будете носить доколе останетесь такими же. Но мы не хотим молчать и глядеть на глупых вожаков. За рога их и по хлевам – борьба за искусство единственная, которую мы знаем, и в этой борьбе стаду нас не обойти.
Мы изложили внешнюю биографию Гончаровой так, чтоб это [вам] было наиболее приемлемо. Феерические каскады её мастерства породили такую жизнь. Мы не будем приводить отдельных фактов и подробностей, мы рассмотрим её мастерство в процессе восхождения, раньше чем перейти к её всёчеству232.
О Наталии Гончаровой
М<едам и> м<есье>,
прежде всего вы извините мне, если мой голос будет недостаточно чист и громок, т. к. я простудился, гуляя вчера по мокру без калош.
Моё сегодняшнее выступление, преследуя мирные цели прежде всего, рецензия о выставке Наталии Сергеевны Гончаровой, помещавшейся в Москве в Художественном салоне в октябре прошлого года и ныне открытой в бюро на Мойке. Так как эта выставка – событие, чреватое важными последствиями, весьма многоречивая веха на нашем пути, обстоятельное резюме наших чаяний и борьбы – я займусь прежде всего её идеологическим значением, идейной подкладкой работ Гончаровой и уведу вас на те строения, где вырос наш мастер и во имя которой объявлена война – словом – я буду учить всёчеству.
Наскучило сечь полушария ваших мозгов233. Мы вновь в далях, наш полёт вновь вырезает узоры на голубой бумаге неба. Держитесь за руку – вверх, вверх, спешите – догоним
перевоплощения и открытия, к которым пришло то течение русского искусства, где Гончарова. Исступлённо, не покладая рук, готовили мастера смерть последним козням Земли и расцвет ремеслу. Ныне ясно – они победители.
Мой доклад да будет вам путеводителем по выставке Гончаровой. Он не умеет быть чинным, взбалмошен и каскады слов в ваши уши. Но у меня особый взгляд на воспитание детей.
Мой доклад да будет вам путеводителем по выставке Гончаровой. Но вы пришли с улицы, полной криками, всползающими по водосточным трубам на крыши и оттуда харкающими на нас. Вы пришли с улицы, заволочённой ненавистью и грызнёй, подвластной скопищу бездарных мастеров, грязному оплоту, сгрудившемуся вокруг нашей добычи. И прежде чем быть хозяином, я поговорю со стадом гиен. Кинематографическим фирмам я могу предложить занятный сценарий. Его название – «история падшего мужчины». Наш герой – сын экспансивного богача итальянца, который, отчасти желая прославиться, отчасти искренне недовольный существующим строем, переходит в ряды революционеров. Сын следует за отцом, принимает участие в конспиративных собраниях и пропаганде, деятельно готовя бунт. Его сотрудниками была группа молодёжи, в числе которой находилась и Наталия Гончарова. Встал праздник, и ленты крови, словно серпантин, обмотали улицы и дома. Но в разгар восстания наш герой под влиянием шайки тёмных личностей – в которую входили три брата – стоеросовые глупцы, молодой человек, носивший цветные кофты, и т. п.234 – изменяет бунтарям и бежит с новыми знакомыми. Начинаются рестор<ан>ы, грязь, беспросыпное пьянство. Силы уходят, надвигается нищета, наш герой опускается ниже, становясь завсегдатаем ночных кафе и предутренних бульваров. Его общество – слащавые студенты, сюсюкающие, сантиментальные, распустившие слюни, с корсетными лентами взамен галстухов или неотёсанные мужланы, небритые