рукой, - когда тебя это останавливало. Я пользовалась и мужем, и дочкой, и тумбой, но ты все равно забрала их себе!

Пухлые губы моей ассистентки дрожат, она кривится в искреннем раскаянии. Поправляет белый халат, на безупречной фигуре и произносит:

- Не надо так, я не хочу, чтобы мы были врагами. Сейчас нам нечего делить!

В ее голосе столько боли, что со стороны не ясно, кто у кого увел мужика.

Мне совсем не хочется вариться во всем этом. Обсуждать, ругаться, делить тумбу. Хватит, наделилась так, что и Кеша и Тома ушли жить в чужой дом. Скинув ботинки, я обула белые кроксы. Посмотрела на часы у себя на руке – электронные и удобные, против изящных женечкиных на тонком золотом ремешке.

Свои я купила сама, в отличие от Жени, которой пришлось поработать ртом и может еще какой дыркой ради золотых часов Chopard.

Иронично, что и те и другие отличались только в стоимости, не в функционале. Мой и ее циферблат показывали, что через пять минут в кабинет зайдет первая пациентка.

Тратить время на споры не хотелось.

- Женя, передай это Томе, пожалуйста, - я достала из сумки стопку комиксов по леди Баг, которую так любила дочь. Накануне она позвонила и упросила меня передать ей кое-что из вещей.

- Конечно, - расплылась в улыбке Женя, - Томочка в таком восторге от шоу, на котором мы были! Она рассказыла?

Я кривлюсь как от зубной боли. Ни про какое шоу мне Тома не говорила, конечно. Женя замечает мою гримасу и с улыбкой социопата решает добить:

- Вы не знали? Шоу по Леди Баг и супер коту! Я тоже стала их фанаткой, представляете? Теперь перед сном обязательно смотрим пару серий.

В момент, когда я думаю, что уже готова кинуться на суку и выцарапать ей глаза своими короткими, обгрызенными на нервной почве ногтями, она достает сложенную вдвое бумагу.

- Кстати, вчера Томочка нарисовала и попросила передать вам. Она у вас просто чудо, конечно!

Дрожащей рукой я раскрываю белый лист и вижу там… нас. Рисовала Тома хорошо, а потому я сразу угадала, кто где находится. Лысый и в зеленом – старший брат Никита. По центру сама Томка, с темными кудряшками и в платье. Рядом с ней Кеша в деловом костюме и… Женя. Красивая, особенно если сравнивать со мной. Я где-то в самом краю рисунка: всклокоченная, с чашкой кофе в руках и оскалом на квадратном лице. Такие рожи обычно помещают на билбордах возле отделения полиции. Присмотрись, ты можешь знать этих преступников… И там мой портрет. Дочь нарисовала.

Я смотрю то на себя, то на Женю. Я в белом халате, а Женя в концертном платье. Я злюсь, Женя улыбается. Я осталась совсем одна, в левом верхнем углу листа, когда Женю окружает любовь моего мужа и моих, сука, детей!!!

- Комиксы передам, - как сквозь вату слышу далекий голос. - Может еще что-то?

- Может, - отрываю взгляд от рисунка, и произношу. - Ты уволена, Жень.

Она непонимающе улыбается, а я добавляю:

- Тебе сейчас кажется, что я шучу или блефую, но это не так. Ты, правда, уволена.

- Это не в ваших полномочиях, - щеки ее краснеют, но на этот раз не от стыда, от злости.

- В моих, пошла на хер отсюда. – Меня колотит как в припадке. - И тумбу мою оставь! Не трогайте тумбу, - кричу в коридор и вижу, как на меня косятся грузчики. Сзади что-то шепчет Женя.

- Сейчас я позвоню Аркадию Да…

- Звони кому хочешь, вобла ощипанная, - я легко, будто Женя ничего не весит, толкаю ее к двери, - но это никак не поможет. Ты уволена, понимаешь? Больше ты здесь работать не будешь ни-ког-да, я тебе клянусь!

Моя ассистентка не успевает ничего сказать, потому что в следующую секунду я выталкиваю ее из кабинета и захлопываю тяжелую дверь.

Савранский прибежал, когда я отпустила первую пациентку. Ничего интересного, беременность на сроке двадцать недель. Мы даже успели рассмотреть снимок УЗИ и решить, что мальчик профилем похож на папу, как в кабинет ввалился он.

Минотавр!

Дымится, пышет паром и цокает копытами!

Я мягко подтолкнула свою беременяшку к двери и выглянула в коридор:

- Следующая?

- Настя, мы должны поговорить. Прямо сейчас, - рычат мне над ухом.

Савранский на две головы меня выше и мне всегда нравилась эта разница в росте. А сейчас почему-то раздражает.

- Отойди, - я пихаю его локтем в сторону. Смотрю на дряхлую старушку, которая уже встала со скамейки и сделала шаг ко мне.

- Либо мы поговорим тихо в твоем кабинете, либо громко на глазах у всех.

Вздыхаю.

- У тебя пять минут.

Больше времени я мужу не дам, потому что моя пациентка может элементарно не дожить до приема. Вежливо объясняю бабушке, что нужно подождать еще немного, та смиренно кивает, в отличие от остальных дам, а в коридоре раздается раздраженный гвалт других пациенток.

Я закрываю за собой дверь и натыкаюсь на грудь мужа. Я уже говорила, что он высокий? Так вот, Савранский очень высокий, и мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть в его разъяренное лицо.

- Что за шоу ты учудила с Евгенией? - Прорычал он.

Я пожала плечами и двинулась к столу. Там, прямо под стеклом лежит помятый рисунок Томы. Я никогда не выкину этот шедевр, а наоборот, повешу дома в рамке. Как памятник моей тупости, аморфности, слепоте, и мягкотелости! Не женщина, а половая тряпка. Раньше. До этого дня.

- Евгения здесь больше не работает.

- И кто, с твоего позволения, это решил, - ехидно спрашивает муж.

- Ты. Сейчас ты пойдешь и уволишь свою любовницу.

Савранский с шумом вздыхает. Он оглядывается в поисках стула, но не находит ничего кроме гинекологического кресла и кадки с драценой. Все остальное уволокла в свою норку хомячиха Женечка. Сидеть Кеше негде и потому он подходит к столу и угрожающе нависает надо мной:

- Позволь узнать, почему я так сделаю?

- Потому что ты сыкло, милый, - моей улыбкой сейчас можно детей пугать. Баба Яга в чистом виде.

Савранский моргает. Шея его краснеет, как в сердечном припадке, а голос становится непривычно низким:

- Повтори, - таким я своего мужа никогда не видела.

- Легко. Ты ссышься перед своим папочкой, который может испортить жизнь не только моему отцу, но