Обогнув первый КУНГ, Данила увидел костер, вокруг которого сидели трое мужчин: двое в камуфляже — спиной, один, чернобородый в болоньевой куртке с капюшоном, — лицом к незваным гостям. Чернобородый бил по струнам и пел с таким упоением, что гостей заметил не сразу.

Наши ноги и челюсти быстры.

Почему же, вожак, дай ответ,

Мы затравленно рвемся на выстрел

И не пробуем через запрет?

Волк не должен, не может иначе!

Вот кончается время мое:

Тот, которому я предназначен,

Улыбнулся и поднял ружье.

Момент замер поодаль и приложил палец к губам, его лицо расплылось в довольной улыбке, и Данила тоже почувствовал острое желание не бежать от погони сломя голову через болота и расставленные флажки, а протянуть руки к костру, хлебнуть мутной жидкости из бутыли, что стоит возле гитариста, заесть кусочком душистой буженины…

Один из «камуфляжных» потянулся к буженине, разложенной на целлофановом пакете, и, ощутив взгляд гостя, обернулся:

— Опачки!

У обернувшегося было простецкое лицо, залысины на висках, широкий нос, пухлые губы и щеки, раскрасневшиеся то ли от жара костра, то ли от самогона… Чернобородый отложил гитару, встал и, огибая костер, направился к пришлым.

— Виталя, ты глянь, на огонек прилетел Момент, крысюк! — пророкотал он напористо, но без особой злости. — Как оправдываться будешь? Пошли по твоему совету, чуть все не подохли! Неопасно, да?! Виталя сирену поймал, чуть Казанову не изнасиловал…

У костра парень, по-видимому тот самый Казанова, с кудрявыми каштановыми волосами, свисающими до плеч из-под военной (трофейной, вероятно) фуражки, хохотнул.

— …связать пришлось. А был бы ты рядом, тебя бы связали, чтоб знал!

Захохотали все, кроме румяного Витали, тот просто улыбнулся и потянулся к шампуру. Данила сглотнул.

— Никак не буду оправдываться! — сразу пошел в атаку Момент. — С чего мне отмазываться? Я сказал, что знал, предупредил, что опасно, а что Сектор изменчив, вы должны были знать и без меня, чуваки. Не так, что ли?

Сказал он это очень уверенно, с вызовом, и показная агрессивность мужиков, и без того вялая, сошла на нет. Чернобородый дернул себя за длинные волосы с седыми дорожками, дыхнул перегаром:

— Одним разом поседел, чтоб тебя!

— Я ж не поседел! — возмутился кудрявый Казанова. — А мне больше вашего досталось.

— У тебя рожа смазливая, тебе не привыкать…

— А ну заткнитесь!

Все повернули головы на голос. Чуть наклонившись вперед, от ангара шагал мужчина средних лет, жилистый, с черными усами, похожими на щетку пылесоса. Черты узкого лица не запоминались — только усища эти да кустистые брови. Ну, еще черные, глубоко посаженные глазки. Глазки сновали, как руки карманника, ощупывали взглядом, встряхивали и ни на ком не задерживались подолгу. Еще обращала на себя внимание одежда: темно-синие спортивки с тремя полосками по бокам — типа «Адидас» — и облезлая кожаная куртка, сужающаяся книзу.

— Кардан, скока тебе говорить можно, шоб ты не бухав? Опять пяный. Еще раз увижу тебя пяным, хрена тебе свинячого, а не обмена.

Бородач погрустнел и сел к костру, а новоприбывший обратился к Моменту:

— Ну а ты шо припэрся? Шо тэбе?

— Назар, бро, человека привел.

Назар Цыбулько подвигал усами, потер подбородок. Данила ощутил себя рабом на невольничьем рынке, криво ухмыльнулся и выложил правду:

— Я патрульный МАС, мои люди погибли, теперь мне нужно назад. Я уйду с первыми проводниками, которые двинутся в Тверь.

Цыбулько подбоченился, выпятив усы. Если у большинства животных основной выразитель эмоций — хвост, то у него обязанности хвоста выполняли усища.

— А мне шо с того? МАС-хренас… Бродят тут усякие.

Данила знал, что любое более или менее постоянное поселение существует, пока оно угодно МАС или военным. Как только перестает быть нужным — масовцы устраивают зачистку. Поселок контрабандистов, судя по всему, под самим Ротмистровым и еще будет им использоваться. Не с зарплаты же он себе «майбах» купил.

— Назар, на твоем месте я не стал бы ссориться с сотрудником силовых структур, — начал Данила. — Тебе заплатят, обещаю. Ты же знаешь, что все, кто оказывает гласную или негласную помощь сотрудникам министерства, в обиде не остаются.

Чернобородый Кардан принялся перебирать струны гитары. Мужчины у костра с интересом следили за Цыбулько, который думал, двигая усами и теребя подбородок. Наконец он махнул рукой:

— А шоб вас! Гешка, а сам шо его не проводишь до поста?

— Не с руки мне назад переть, бро, хотел по болотам пошариться. — Момент кивнул на КУНГи. — А чёй-то у тебя за поселенцы?

— Хрен на редьку меняють. Цацки на оружие и усякое такое, — пробормотал хозяин, направляясь в ангар. — Ладно, топайте за мной.

К ангару он пер, отклячив зад и наклонившись вперед, словно хотел протаранить стену головой.

— Бро! — окликнул его Момент. — А если я у тебя перекантуюсь до утра, ничё?

— Тебе можно.

Момент подмигнул Даниле. Похоже, Геше здесь были рады, поселенцам — рады не очень, а ему, Даниле, совсем не рады. Сектор жил своей жизнью и пытался отторгнуть чужеродный элемент. Хорошо, с проводником повезло, он хоть и балабол, но со всеми знаком и с большинством дружен.

А еще здесь, в Секторе, свобода… Или видимость свободы. Башмак за спиной в виде МАС, конечно, есть, но за Барьером тот, кого тяготят законы и правила, чувствует себя аквариумной рыбкой, выпущенной в мутную реку с омутами и водоворотами. Здесь другие правила, и они должны быть прошиты в душе, иначе не выживешь.

— Назар, а у тебя оружие есть? — спросил Данила.

— У долг не даю, — буркнул Цыбулько, сворачивая к торцу здания, где был вход.

— А если поменять на хорошую вещь?

— У вон тех меняй, — хозяин махнул на КУНГи. — Я меновую торговлю не веду.

Момент покосился на Данилу, но тот не стал объяснять, что не сильно рассчитывает на помощь МАС или военных патрулей. Интуиция, никаких на то особых причин, но Данила предпочел бы впредь ходить по Сектору при оружии. И цацку, спасшую ему жизнь, не жалел. Автомат понадежней будет.

— Ступай, Геша, я скоро приду. — Подождав, пока они исчезнут в ангаре, Данила направился к ближайшему костру и обратился к чернобородому, по-прежнему занятому гитарой: — Нужны калаш и патроны. Есть?

Глаза бородача сверкнули, он белозубо улыбнулся:

— Есть цацки. За полцены отдам, ей-богу!

— Мне нужен автомат.

— А почему именно автомат?

Данила пожал плечами, вспомнив одну присказку, которую любил повторять знакомый спец из другой масовской бригады: