— Ритуал…

— Возрождение Фениксов…

— Река Пепла…

— Капитан Фалькен должен был защитить его от бывших наставников.

— Жаль, — помрачнев, сказал Чан. — Харонцы убили его.

— Помилуйте!

— Это невозможно…

— Я был там, — признался Чан.

Он рассказал им о Тараске, об атаке харонцев, о храме Пилигримов, о властителях Харонии, убивших друг друга, об Арнхеме…

При упоминании об Арнхеме лица отцов настоятелей застыли. Арнхем. Утопившей в крови Энемт.

— Арнхем остался цел, — заключил Чан. — Шенда решила последовать за Януэлем в Харонию. А я… я помог ей.

Он шмыгнул носом и постарался придать своему лицу холодное, отчужденное выражение.

— Вот, теперь вы все знаете.

Наступило молчание. Каладры зафыркали. Шестэн в спешке заканчивал записывать рассказ Чана. Когда его перо застыло, выведя последнее слово, отцы заговорили.

— Так, значит, Януэль в Харонии…

— Молния скрыла его.

— Хорошо, что мы узнали об этом.

— Это нас утешает.

— Утешает? — повторил Чан, подняв брови. — Его дело дрянь, да!

— Лучше знать, что он в Харонии, чем убедиться что он мертв.

— Но он находится в королевстве мертвых, — настаивал Черный Лучник.

— Он — Волна.

— Он — Желчь.

— Хранитель пылает в его сердце.

— У него меч Сапфира.

— Сможет ли он?

— Он не учился у нас.

— Мы еще никогда не были так близки к победе.

— И к катастрофе.

— В Харонии ничто не помешает Желчи завладеть им.

— Нужно доверять ему.

— Он доказал, чего стоит.

— Нужно прийти ему на помощь.

— На меня не рассчитывайте! — вскричал Чан. Он встал, скривившись от боли, и, пошатываясь, медленно покинул зал.

Ему казалось, что призрак Шенды следует за ним по пятам.

Они погрузились в ночь, под их ногами хрустел песок, залитый лунным светом. Коум и Эзра шагали рядом с Единорогом. Фениксиец постарался сделать так, чтобы другие братья не последовали за ним. Он не хотел внушать им ложных надежд, не зная точно, что именно задумал ликорниец.

Час спустя люди и Хранитель добрались до местности, поросшей тонкой травой, — то было начало зеленого оазиса, о чем неожиданно возвестил шум ручейка, текущего между камней.

— Я заметил этот оазис сегодня утром, когда искал финики, — объяснил Эзра. — Я не осмелился приблизиться… Ты знаешь, что для нашего народа эти места священны. Чужеземцы этого не понимают. Они приходят сюда, к источнику, из которого можно напиться. На самом деле жизнь здесь продолжается только благодаря жертве, которую согласились принести Единороги Истоков. Это места мира, культа и памяти.

Коум, кивнув, присел на берегу ручейка длиной всего в два локтя, однако его вода обдавала лицо фениксийца непередаваемой свежестью.

— Позднее, днем, мне пришла в голову мысль, — продолжал ликорниец. — Оазисы не похожи друг на друга. Я думаю, этот — из наиболее ценных.

— Почему?

Вместо ответа Эзра указал на Единорога. Когда он приближался к источнику, его внешность менялась: близость воды оживляла краски Хранителя, из его рога вырывались сиреневые лучи, словно на него опустилась звезда, а его копыта на влажных камнях издавали хрустальный звон.

— В этом месте сконцентрировалась Волна, — прошептал муэдзин. — Она появляется из этого источника и показывается лишь тем, кто способен ее увидеть. Тем не менее никто не знает, что она тайно питает всю пустыню.

Коуму представился гигантский пергамент, покрытый песком, испещренный голубоватыми мерцающими бороздами.

— Хранители чувствуют ручьи Волны…

— Конечно: они из нее происходят, они в ней родились, — добазил Эзра со сверкающими глазами. — Понимаешь? Связующая их нить никогда полностью не прерывалась. Я это знаю со времен моего посвящения. В пещерах мы соединялись с ощущениями Хранителя и ощупью искали его душу. Некоторым из нас удавалось таким образом высвободить самые древние эмоции из неосязаемой оболочки — сознания Хранителя. Что до меня, мне удалось уловить ощущения, связанные с его рождением.

— Я… я вам не верю, — возразил Коум, украдкой поглядывая на Единорога, словно ища подтверждения своих слов. — Никто не может заглядывать так далеко во времени.

— Тебе неизвестны пещеры, о которых я говорю, — ответил Эзра. — Это не просто каменные дыры. Это чрево пустыни, самые потаенные уголки Миропотока. До них никогда не добираются чужеземцы. Пещеры наполнены далекими и иногда ужасными тайнами…

Коум удивленно поднял брови. Однако муэдзину явно не хотелось долее распространяться о своих устрашающих открытиях. Они, без сомнения, породили глубокие морщины, испещрившие его лицо.

Пальцами правой руки Эзра изобразил какой-то знак, чтобы отогнать мрачные воспоминания. Затем ликорниец закончил:

— Из чрева пустыни родились Единороги.

Он сделал несколько шагов вокруг ручья и сделал глубокий вдох, выжидая просветления. Муэдзин молча благодарил волшебное и неожиданное плодородие пустыни.

У Коума вдруг появилась уверенность, что ликорниец готовится к смерти. Скрестив руки, он постарался отмахнуться от этой внезапной мысли.

Человек с эбеновой кожей продолжал:

— В каменном чреве таятся следы эмоций древних Хранителей. Я не говорю, что смог использовать их, я их только заметил. Но я могу утверждать, мой юный монах, что связь все еще очень сильна…

— Какая связь?

Эзра присел на корточки и пальцем провел по текущей из источника воде.

— Пуповина. Связь между Хранителем и Волной, которая его породила. Именно эту пуповину, или, скорее, сеть невидимых нитей, являющуюся ее продолжением, Единорог может использовать для нас. Он может говорить с Волнами точно так же, как Волны говорят с ним.

Коум в восторге прижал руки к груди.

— И он может предупредить других Хранителей?

Муэдзин поднялся и погрузил пальцы в гриву Единорога. Его взгляд стал загадочным и слегка угрожающим.

— Я так полагаю. Но за все нужно платить, мой мальчик.

— Я сделаю все, что вы захотите, — серьезно заверил его юный фениксиец. — Если это единственная возможность спасти моих собратьев и исполнить долг перед лигой. Согласится ли Единорог пустить по Волнам зов, чтобы заставить прийти всех Хранителей, способных перевезти наши мечи?

— Знаешь ли ты, чего это будет стоить? — настаивал Эзра. — Подумай, что песок этой пустыни отметили слезы Единорогов. На нашей земле служить значит умереть. — Муэдзин обошел Хранителя кругом и заглянул в его расширенные зрачки.