– Он был изуродован страшно. – У Маргариты задрожали пальцы, и она со звоном уронила вилку. – До неузнаваемости… Его убили ударом по затылку, проломив череп, а потом попытались сжечь… В полиции не смогли даже снять отпечатков пальцев, в таком виде были руки… Иначе отыскали бы его в архиве, он же сидел.

– Кто это сделал, нашли? – Александра тоже перестала есть. Непривычно сытный обед не шел ей на пользу, она чувствовала тяжесть в желудке. Рассказ подруги аппетита не улучшал.

Маргарита отмахнулась:

– Да кто искал-то убийцу? Меня вот они нашли и обрадовались, я же там последнее время нелегально существовала. Отказали в продлении вида на жительство, не посмотрели на беременность – им эти истории поперек горла… Высылают из страны. Прятаться?.. Но у кого, где? У второго своего, алкоголика? Еще чего. У родственников Эгона? Они в себя не пришли после нашего разрыва. Денег нет… Отправляться с моим пузом в лагерь для беженцев, сочинять легенды для миграционной службы на тему, как меня угнетали на родине? Сил уже не было… Мне все говорили, что я сумасшедшая уезжать на таком сроке беременности, что если ребенок родится в Дании, он может получить гражданство, а я вид на жительство… Стоит только похлопотать, найти адвоката, доказать, что мы с Лукасом вели общее хозяйство, жили в гражданском союзе… Но я не могла! Я не могла больше!

Александра кивнула и протянула подруге пачку с последней сигаретой. Маргарита жадно закурила, отодвинув прочь тарелку:

– Ну, я и уехала. Не буду вдаваться в подробности, поверь на слово, это были самые страшные дни в моей жизни. С большим животом, совсем одна, без денег, нервы на пределе… Мама меня не узнала, когда я явилась к ней. Заплакала и побежала на рынок за продуктами, чтобы меня откормить. Живот-то на нос лез, а так – кожа да кости.

Но Маргарита есть не смогла. Через пару часов по прибытии в Киев у нее начались сильные схватки. Мать отвезла ее в роддом, и спустя сутки она родила восьмимесячную девочку.

– Я рожала и рыдала, врачи уже начали на меня орать, чтобы я заткнулась. – Нервно смеясь, Маргарита жестикулировала зажженной сигаретой. – Я не могла остановиться. Меня сводила с ума мысль, что если бы я родила на пару суток раньше, все проблемы были бы решены. Ребенок, после недолгой возни, стал бы гражданином обеспеченной страны, со всем вытекающим соцпакетом. Я, как мать, была бы в безопасности. А так… Что мы с дочкой получили?

В родительской квартирке на окраине в двух комнатах теперь теснилось четверо. Писк и бесконечные болезни недоношенной девочки мгновенно превратили жизнь Маргариты в ад. Она чувствовала себя измотанной, несчастной, бесконечно уставшей, хотя все заботы о малышке взяла на себя ее мать. Даже отец, сперва не желавший разговаривать с дочкой, которая «нагуляла», иногда прохаживался с коляской в соседнем скверике. А Маргарита все реже прикасалась к ребенку.

– Ну, так получилось. – Она потушила окурок на краю тарелки. – Не родилось у меня вместе с ребенком материнского чувства. Наверное, перепсиховала еще в Дании, со смертью Лукаса, с этой унизительной высылкой… Может, я винила Иоасю во всех своих бедах. О таких вещах ведь не думаешь прямо. Просто начинаешь тихо сходить с ума…

Хотя время тянулось мучительно, первый год после родов прошел неожиданно незаметно. Иоанна немного выправилась, хотя по-прежнему подхватывала любую болезнь, еще не ходила и плохо набирала вес. Сама Маргарита превратилась в щепку. То ли от стресса, то ли от гормональной перестройки, ее роскошные кудри посеклись и часть волос вылезла. Это усугубило депрессию. Пришлось стричься коротко, чего она никогда в жизни не делала. Само по себе не очень значительное, это событие перевернуло жизнь молодой женщины.

– Я вышла из дешевой парикмахерской возле дома. Меня обкорнали. Пошла в магазин, купила краску… Решила перекраситься дома сама. Истратить на парикмахерскую лишнюю копейку не могла… И так нас всех содержал отец, а он зарабатывал немного… И вот вышла я из магазина, взглянула на свое отражение в витрине… Вдруг остановилась. Глазам не поверила. Вот эта измочаленная, несчастная, никому не нужная женщина – я и есть?! Что от меня осталось!

Придя домой, Маргарита завела с матерью пробный разговор на тему, что неплохо бы ей уехать в поисках работы. Почему для этого нужно было непременно уезжать из Киева, она не смогла бы объяснить, но это казалось Маргарите главным условием. Уехать! Не слышать больше ночного плача дочери, не ругаться с отцом из-за каждой копейки, не слушать жалоб матери, почти в одиночку несущей всю заботу о малышке… И мать, вопреки всем ожиданиям Маргариты, немедленно согласилась с ее, казалось бы, эгоистичным планом.

– Маму тоже все это измотало, – вздохнула Маргарита, – и мои слезы в подушку, и лишний рот, хотя что я ела… Но я действительно болталась там зря. И отец не стал настаивать, чтобы я осталась… Тоже сказал – пусть едет, куда глаза глядят. Добавил, правда, чтобы я вторую внучку принести в подоле не вздумала. С тем и уехала…

В наступившем молчании было слышно, как наверху, в квартире, занимаемой Стасом, поднялась шумная возня. Что-то потащили, уронили, раздался гул катящегося тяжелого предмета. Александра пояснила:

– Соседушка проснулся. Так что ж, куда ты подалась?

Маргарита не торопилась отвечать. С минуту она молча разглядывала сложенные на столе руки. Потом подняла глаза:

– Я поехала в Питер, нашла старого приятеля. Он устроил меня в реставрационную мастерскую. Там получала гроши, конечно. Все почти уходило на еду. Домой ничего посылать не могла…

Первое время женщина всерьез строила планы, как подыщет достойную работу с высокой зарплатой, хотя, если бы ее спросили, какая именно работа имеется в виду, она бы затруднилась ответить. Но проходили недели, месяцы, безденежье становилось хроническим. Способа вырваться из этой рутины Маргарита не видела.

– Меня как будто сглазили, – призналась она. – Раньше я всегда находила выход, не мучилась никакими сомнениями. А тут заело… Наверное, кураж потеряла, а без этого, сама понимаешь, ни одно дело не сделается!

Маргарита продолжила рассказ о своих мытарствах, но уже без прежнего настроя. Она мялась, повторяла одно и то же, прятала глаза и явно боялась уточняющих расспросов. Александра наконец не утерпела и задала вопрос, давно крутившийся на языке:

– А дочка, она так и жила с твоими стариками? В Киеве?

– А где же ей было жить? – Маргарита мгновенно ощетинилась. – Со мной, в грязных коммуналках? Было время, когда я даже спала в мастерской, потому что мне некуда было податься. И еще приходилось мыть за это полы…

– Но ты сказала, что не бывала в Киеве уже десять лет?

Маргарита запнулась, провела рукой по губам, будто запечатывая на них некое, готовое сорваться слово. Медленно произнесла:

– Так и есть. Говорила же я, ты будешь меня осуждать! Это неизбежно!

– И поэтому ты напала на меня первая, припомнила прошлое? – Александра печально улыбнулась. – Я сразу поняла, что ты обеспечиваешь себе тылы… Но я тебя не упрекаю. Всякое случается. Почему ты у меня ни разу не показалась? Может, в Москве дела пошли бы веселее?