Полундра встал, тщательно отряхнул одежду. Пыль вздымалась вокруг клубами, била в нос, так что старлей едва удерживался от того, чтобы чихнуть. Надо было действовать бесшумно. Еще не хватало, чтобы его здесь кто-нибудь обнаружил и сдал милиции! Тогда-то уж точно не выкрутишься, наверняка его приметы лежат на столе дежурного во всех отделениях милиции.

Осторожно ступая по запыленному хламу чердака, Полундра подошел к небольшому чердачному окошку, приоткрыв скрипучий ставень, выглянул наружу. Новый жаркий и солнечный южный день занимался, на пронзительно синем утреннем небе ни облачка, огромный ослепительный шар солнца висел над морем, предвещая сегодня, как и вчера, жаркую и сухую погоду. Судя по тому, как низко находилось солнце над уровнем горизонта, час был еще ранний, когда улицы городка практически пустынны, а все магазины, лавочки, закусочные и кафе еще закрыты. Значит, старлею лучше пока было бы не высовываться, а сидеть себе, затаившись, на этом чердаке. Так было и спокойнее, и безопаснее.

И хотя его, высунувшегося из узкого слухового окна на чердаке, мог заметить снизу какой-нибудь бдительный, страдающий по утрам бессонницей балаклавский житель, Полундра продолжал стоять и с высоты семи-этажного дома любоваться открывшейся его глазам картиной. Дом стоял у подножия Белой горы, сейчас лежащей в тени, солнце освещало ее своими лучами на закате. Зато теперь, в утренних лучах пред ним во всей красе открывалась Балаклавская бухта и сам этот небольшой, долгое время остававшийся закрытым и потому до сих пор практически не испорченный туристами городок.

Городская пристань находилась справа от того места, откуда смотрел Полундра. Прямо напротив виднелось трехэтажное здание с аршинной, будто кричащей вывеской «Лондонский отель», своей громогласностью словно хотевшей компенсировать малые размеры заведения, впрочем, очень чистого и опрятного. Расположенный слева вход в бухту, узкий, теснящийся между скал, был погружен в тень, зато более широкая часть заливчика теперь светилась ослепительным отраженным солнечным светом, точно мутное старое зеркало, немножко кривое и потрескавшееся, – легкая рябь от слабого течения воды в бухте видна была на ее поверхности.

Прямо перед старлеем виднелись оранжево-желтые запретительные буи, торчащие из воды заграждения и крупные таблички, извещающие о том, что заплывать в эту часть бухты категорически запрещено. Там находились подводные шлюзы, через которые, никем не замеченные и никому не ведомые, заходили подводные лодки на свой подземный, вырубленный в цельной гранитной скале ремонтный завод. Там они проходили положенный курс ремонта, оттуда так же незаметно уходили в дальнейшее плавание. Так было прежде, когда Полундра учился, а потом служил в Балаклаве. Что происходило с этим секретным заводом теперь, ему было неведомо.

Полундра вспомнил, что, еще когда он был дома, в Североморске, кто-то, недавно побывавший в Балаклаве, ему рассказывал, что этот завод, имеющий статус совершенно секретного объекта, теперь начисто закрыт и демонтирован. Россия не в состоянии платить требуемую Украиной арендную плату за его эксплуатацию, а самой Украине он, видимо, на хрен не нужен. Этот человек рассказывал, что военная охрана с него полностью снята, на завод в его когда-то тщательно засекреченные и охраняемые галереи теперь может проникнуть каждый, кто только захочет, а местные мальчишки за определенную плату берутся провести приехавших в Балаклаву туристов, любителей острых ощущений, по его вырубленным в гранитной скале заброшенным галереям. По его словам, какая-то часть завода уже затоплена, стало быть, сам завод начал постепенно разрушаться, и нечеловеческий труд тысяч заключенных, построивших этот завод, голыми руками вырубивших в твердой скале все его галереи, коридоры и рабочие помещения, окажется погребенным в морской пучине.

Теперь Полундра сам находился в Балаклаве. И вот надо же, до сих пор не спросил у того же Лешки Дорофеева о судьбе секретного завода. Чертов Лешка! Командир и друг, называется! Втянул в историю с бабами! Теперь вот выпутывайся из нее, как знаешь…

Впрочем, старший лейтенант флота Сергей Павлов не привык ныть, он полагал, что все свои проблемы должен решать сам, своими силами, умением, смекалкой. Глянув на солнце, Полундра понял, что, пока он тут любовался балаклавским пейзажем, оно поднялось значительно выше над уровнем горизонта, а это означало, что пора, пожалуй, отправляться по своим делам. Торговые точки городка уже должны быть открыты.

Так оно и оказалось. Пока Полундра выбирался с чердака дома – единственной, кто его видел выходящим из подъезда, была подслеповатая старушка, и она не заметила, что на одежде у североморца пыли несколько больше, чем положено, – пока забрел в парк и там как следует вычистился, пока дошел до центральных улиц Балаклавы, где располагались магазины, был уже десятый час утра, и жизнь в городке била ключом.

В первой же попавшейся лавочке он купил новую майку взамен изорванной и перепачканной вином, темные очки, бейсболку с широким длинным козырьком. Надев все это, посмотрелся в зеркало. Удовлетворенно хмыкнул. Знакомые Полундры в таком виде его, конечно, узнают. А вот милицейский патруль по словесному описанию не совсем трезвой и не научившейся запоминать приметы брюнетки – вряд ли! В таком виде Сергей почувствовал себя хоть чуточку, но защищенным.

Да, кстати, брюнетка… Деваться некуда, надо идти искать эту курву! Полундра не собирался садиться в тюрьму за изнасилование какой-то девочки по вызову, вдруг решившей изобразить из себя оскорбленную невинность!

В первом же открывшемся кафе Полундра подошел к бармену, заказал пиво. Устроившись за стойкой бара, стал медленно потягивать его и через некоторое время спросил как бы между прочим, не встречал ли бармен тут, в этом кафе, высокую, стройную девушку с волосами, крашенными в черно-фиолетовый цвет, и с трехцветной татуировкой на плече.

– Какой татуировкой? – неожиданно заинтересовался бармен. – Что на ней было изображено?

– Не помню, – с сожалением ответил Полундра. – Не было возможности как следует разглядеть. Помню только, что разноцветная и что там был ярко-желтый цвет, насыщенный такой.

– Ярко-желтый? – переспросил бармен и вдруг точно потерял всякий интерес к разговору. – Не знаю, не видел, – сказал он сухо и отвернулся, стал возиться с чем-то за стойкой. – Здесь полного всякого народу ходит, некогда мне их татуировки рассматривать.

Он умолк, продолжая ожесточенно копаться в шкафу за стойкой, потом и вовсе ушел, не глянув на Полундру, куда-то во внутренние комнаты кафе. Полундра спокойно допил пиво и отправился дальше, так и не узнав ничего.

В следующем кафе на его расспросы реагировали очень похоже. Интересовались, что за татуировка, но, услышав про желтый цвет, сразу замыкались в себе, прятались, будто устрица в раковину, и не сообщали решительно ничего. После третьего кафе североморец решил, что ему следует заказывать булочку и чашечку кофе. А то за день он накачается пивом, а никого так и не найдет.

Очень неуютно почувствовал себя Полундра, когда на площади возле причала к нему вдруг направился наряд милиции. Старший в наряде милиционер по-украински попросил предъявить документы. Невозмутимо улыбаясь, Полундра вытащил паспорт и санаторную книжку, подал их милиционеру. Сердце в груди спецназовца забилось тяжело, тревожно. Он ожидал, что, едва прочитав его фамилию в паспорте, милиционер скажет классическое: «Пройдемте!», – а то еще и вытащит из кармана наручники и наденет их ему на запястья прямо тут, на площади. Но нет, увидев российский паспорт и санаторную регистрацию, милиционер тут же потерял всякий интерес к Сергею Павлову, даже не попросил снять очки и кепку, чтобы убедиться в соответствии фотографии на паспорте лицу его предъявителя. Вернув документы Полундре, наряд отправился дальше.