– История была благосклонна к нам, преподала урок в Испании в 1937 году, отпустив четыре года на перевооружение, – заметил Захаров.

– А почему винтовок не хватает? Ведь у нас хорошие оружейные заводы, – спросил Жуков.

– Оружейные заводы работают исправно. Тут какой-то просчет. А еще была мысль переходить на автоматическую винтовку.

Весь путь до Одессы мы с Жуковым обсуждали сложившееся положение.

Я напомнил адмиралу содержание директивы Генштаба, по которой составлялся план прикрытия границы. Предусматривалось силами прикрытия отразить нападение и отбросить противника, пока идет мобилизация и развертывание. Советская военная наука вполне обоснованно считала, что война потребует мобилизации усилий всего народа, создания массовой армии. План прикрытия границы предусматривал деление войск на группировки, с размещением их на большую глубину. Отражение первого удара возлагалось на дивизии прикрытия границы.

– Я так понял, – сказал Жуков, – что в идее замысла директивы не проглядывалась возможность внезапного нападения на нас всей отмобилизованной вражеской армии вторжения и необходимость выставления у границы против нее всей нашей армии в соответствии с требованиями Полевого устава о молниеносном ответном ударе и наших хороших девизов: «Ни пяди нашей земли врагу» и «Воевать на территории агрессора», являвшихся сердцевиной нашей военной доктрины. Видно, предполагалось, как в прежних войнах, что сперва будет идти мобилизация и бои между силами прикрытия, а затем сражение главных сил. Хотя наши военные теоретики перед войной писали: отныне ожесточенные сражения массовых армий будут начинаться с первого дня войны. Эти правильные положения не нашли отражения в наших планах в силу незавершенности новой теории о начальном периоде войны.

Продолжая, Жуков высказал такую мысль: а может быть, помимо плана прикрытия границы, который можно было вводить только по указанию правительства, в армии невредно было бы иметь инструкцию по оперативной готовности войск, вроде флотской, которая у нас определяла бы строгий оперативный режим в угрожаемое время, предусматривала бы повышенную готовность, рассредоточение авиации, вывод частей на промежуточные рубежи и которую могло бы вводить в действие военное командование коротким сигналом, тогда, может быть, и приграничное сражение протекало бы по-иному? С высокими моральными данными и мастерством воинов Красной Армии, своевременно поднятые войска, занявшие рубежи, трудно было бы сбить.

Хорошо сказал Гавриил Васильевич. Все-таки умная у него голова, суждения логичные, интересные. Он высокого мнения о силе Красной Армии, его уверенность в советском воине покоряла и еще больше утверждала мою веру в непобедимость нашей армии. Вообще у Жукова много добродетелей: служака старательный, душа партийная, требовательный командир, хороший товарищ, любит смелое и острое слово и на доброе щедрый. Может по душам поговорить, доверительно высказать сокровенное. С ним было приятно работать и беседу вести.

Третьего июля по радио выступил И.В. Сталин. Он говорил: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!.. Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины… Над нашей Родиной нависла серьезная опасность…»

Как могло случиться, что Красная Армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Захват врагом нашей территории объяснялся тем, что война началась при выгодных условиях для немецких войск. Они были отмобилизованы, придвинуты к границе и находились в полной готовности, а нашим войскам надо было отмобилизоваться и придвинуться к границам. Сталин призывал советских людей, чтобы они осознали всю глубину опасности, отрешились от беспечности. Враг жесток. Он хочет восстановить царизм. Дело идет о жизни и смерти Советского государства, о том, быть народам Советского Союза свободными или оказаться порабощенными. Далее была изложена программа борьбы с врагом.

Необычная доселе форма обращения, содержание речи, интонация голоса говорили о величайшей озабоченности партии и правительства создавшимся положением.

Вскоре после выступления Сталина и в связи с прорывом противника на Юго-Западном и Южном фронтах в направлении Житомира, Винницы, Кишинева по обороне Одессы были приняты первые важные решения. 6 июля была сформирована Приморская группа войск (позже переименованная в Приморскую армию) в составе трех южнофланговых дивизий 9-й армии, укрепрайонов, погранотрядов, Дунайской флотилии, Одесской базы. Ее командующим был назначен командующий Одесским военным округом генерал Н.Е. Чибисов по совместительству. Тут же он получил телеграфное приказание комфронта о строительстве оборонительных рубежей вокруг Одессы (и других городов) и на побережье совместно с флотом. Это приказание было 12 июля подтверждено директивой фронта, составленной начальником инженерных войск фронта А.Ф. Хреновым. К работам приступили немедленно. Силами города, округа, базы создавались противотанковые рвы, окопы.

Выполняя решение правительства, руководство Одессы усиленно эвакуировало оборудование предприятий в тыл. До пяти судов в сутки уходило в дальние порты. Морские коммуникации заработали в интересах Одессы на полную мощь, и их надо было защищать.

Для обороны судов на переходе морем от авиации и кораблей противника Одесская база ввела в действие систему конвоев. Конвой состоял из грузовых судов и боевых кораблей охранения. Конвойную службу базы возглавил оператор капитан 3-го ранга А.А. Петров. Он формировал, отправлял и встречал конвои.

В те дни положение 9-й армии осложнилось. Противник развивал наступление на Кишинев, армия отходила. Жукова это взволновало: ведь за Днестром на побережье стояли две наши береговые стационарные батареи. Они не на колесах и с армией не смогут отойти.

Жуков уехал к Чибисову за указаниями. А у того на руках полученный только что приказ командующего 9-й армией об отводе 8 июля войск (в том числе и зачисляемых в Приморскую группу) от Прута и Дуная к Днестру. И Чибисов, уже как начальник, дает разрешение Жукову снять заднестровские батареи. Командующему флотом пошла телеграмма – подтвердить снятие батарей. Мы приготовили два отряда кораблей для этого дела. Прошла ночь. Ответа из Севастополя нет. Приказ об отводе войск не отменен, но приморские войска и Дунайская флотилия не отходят и продолжают бои на границе. Значит, и наши батареи должны продолжать действовать и даже прикрыть отход флотилии. Считая это само собой разумеющимся, начальник штаба и я, доложив обстановку на суше и море, никаких предложений о снятии или оставлении батарей и не вносили.

То ли Жуков не доверился нашим сведениям, то ли усомнился в способностях своего штаба правильно оценивать обстановку и вносить дельные предложения, но, выслушав нас, скомандовал, как отрезал:

– Начальник штаба, приказываю в тринадцать ноль-ноль кораблям выйти для снятия батарей. Вам и Деревянко проверить готовность сил и средств и своевременный выход.

Мне нравился Жуков за быстрые и смелые решения. Но это его решение показалось скоропалительным. Безусловно, командиру надо было заслушать мнение штаба, а штабу быть инициативнее, вносить свои предложения, если они, конечно, есть, и отстаивать их. Принятое без всестороннего осмысления решение является волевым и часто ведет к неудачам. Мы оба – и начштаба, и я – оказались в роли послушных молчальников. И не утруждая себя угрызениями совести, бросились усердно выполнять приказание. Это была ошибка – и командира, и наша.