— Но ведь там же … — изо всех сил кричал Александр. Его детское лицо было искажено ужасом.

Как только Мор остановил Александра, все вокруг стало сливаться в одну бесформенную массу. Александр ничего не мог различить, все вокруг потемнело, а спустя время рассеялось. Александр стоял на своем прежнем месте в детской комнате. Кругом лежали детские игрушки, на стенах висели фотографии с улыбающимися детьми. Все было то же, но все-таки Александру не было спокойно на душе. Что-то в этой окружающей картине, спокойной и мирной, было не так. Что-то изменилось. Александр включил логику и еще раз оглядел обстановку. И тут он заметил, что предметы, окружающие его, лежали не хаотично, игрушки не валялись на полу, а были собраны и аккуратно расставлены на детских кроватях и сервантах. Кровати застелены, а вещи собраны в шкафы. На месте рамы была клеенка, прикрепленная гвоздями к деревянной стене. Сквозь клеенку лился дневной полуденный свет. Какая-то скрытая тревога пробралась в его детское сердце, и ему захотелось во что бы то не стало выйти во двор. Он посмотрел на Мора, и увидел, что его рубашка была вновь белой, а глаза синие. Опасность миновала. Но все же неспокойное сердце Александра не унималось, оно сжималось от неясной зарожденной боли. Оно чувствовало то, чего не видели глаза. Александр подумал, что если он выйдет на улицу, то все разъяснится. Это же он прочитал на лице своего спутника.

Во дворе Александр увидел толпу людей. Старики и старухи, молодые женщины стояли гурьбой вокруг крупного широкоплечего мужчины. «Что они здесь делают? Почему все молчат? — подумал Александр». Всюду царила тишина, не смотря на ясный день. Он решил не спрашивать Мора, а самому разобраться, в чем тут дело. Пока он обходил людей, он вспомнил о двух мальчиках. Где они? Почему не слышны их детские голоса? Александр обошел толпу людей сгустившихся вокруг крупного мужчины. Очевидно, это был отец семейства, он вспомнил фотографии в комнате. Взору Александра предстала жуткая картина. Теперь он понял, почему он не услышал детские голоса.

Огромный крепкий мужчина стоял на коленях, его левая рука безжизненно свисала, а правая закрывала глаза, полные слез. Он не мог остановиться в отчаянных рыданиях, слезы градом катились по щекам и падали в маленький продолговатый ящик, усеянный доверху цветами. В основании ящика, между цветами, белело крошечное детское личико. Бледный лобик и носик высовывались над красными гвоздиками и розами. Мать обвисшим телом опиралась на могучую спину мужа, ее обмякшее бесчувственное тело в полуобморочном состоянии поддерживали с боков две тетки.

До слуха Александра долетели проклятия отца погибшего пятилетнего мальчика, высказанные им в мыслях: «Я не знаю, смогу ли я чувствовать когда-нибудь весну, наполнится ли мое раненное сердце теплом. Пока, во мне лишь трещит мороз, царство холода и вечного забвения. Вместе с моим сыном умер и я. Я проклинаю эту жизнь, которая унесла от меня навсегда сына. Почему? Почему ты не дал ему цвести и радоваться жизни? Почему он лишен видеть краски мира? Почему ты отнял его у меня? За что? — кричало безутешное сердце отца».

Александр отвел свой взгляд, он не мог смотреть на крошечный гробик. Он не мог поверить, что гроб может быть таким маленьким, и что в нем может лежать ребенок.

— Теперь отец пойдет на войну и станет убивать, — сказал Мор, глядя на сострадания Александра. — Его ничто не остановит. В его некогда горячем и любящем сердце была надежда. Она зародилась в любви к детям. Теперь в нем поселился холод и жгучее желание отомстить. Жестокость у человека в крови с незапамятных времен. Нужно лишь пробудить ее, разжечь огонь ненависти. Порой для этого достаточно вспыхнуть маленькой искре. А у него причин предостаточно. Бог сделал все, чтобы он стал жесток и начал убивать. Он открыл ему путь вершить справедливость. Это был последний мужчина в селении, который не пошел на войну, длящуюся между востоком и западом страны, братоубийственную, жестокую, неоправданную. Лишь кучка меньшинства, засевшая в управлении государства, получит кровавые деньги, остальное подавляющее большинство людей найдут в войне лишь разочарование, нищету, горе и смерть.

— Мы обречены? — понуро спросил Александр.

— На страдания — да. Ваши мучения кроятся в самой жизни, в ее водоворотах бытия, — ответил Мор.

Корабль поднял Мора и Александра высоко в небо подальше от людей. Города исчезли, а вместо них появились горы, реки, леса и вся та сказочная природа, что таится в отдалении людской суеты. Долины, луга и вся земля, проплывающая под ногами Александра, покрывалась вуалью ночи, лишь остроконечные верхушки самых высоких гор были близки, но и они укрывались призрачными тенями, а над головой раскрылась черная бездна, не имевшая конца и края. В этом безграничном пространстве невидимый создатель рассыпал мириады звезд, мерцающие белым, желтым, синим и красным огоньками. Здесь, на огромной высоте, вдали от земли, звезды кажутся иными, чем с поверхности. Только они придают покой и гармонию, призрачно освещая глубокие уголки вселенной, таящие в своем свечении безграничные тайны мироздания.

Корабль вновь приобрел видимые очертания, и Александр почувствовал некую защищенность. Он так же, как и Мор, не мог оторваться от восхитительности чарующего пейзажа вселенной, отдавая глубокую дань творчеству создателю этого безграничного полотна.

— Я могу вечно, без устали смотреть в эту бездну звезд, — сказал Мор. — Я вижу звезды, планеты, туманности, наполняющие этот бескрайний мрак, и они мне говорят о вечности — самом дорогом спутнике моей жизни, и самом тяжелом в моих воспоминаниях о давних событиях, ставших моим проклятием.

Александр почувствовал у Мора таящуюся печаль, которая тяготили его мысли, когда он вспоминал былое. Он решил спросить его о прошлом.

— Ты показал мне эти примеры человеческих страданий с тем, чтобы поведать мне о Боге? — спросил Александр.

— А тебе хочется узнать? — на губах Мора нарисовалась хищная улыбка с тенью скрытой грусти.

— Еще бы, узнать о Боге, о происхождении людей … Об этом мечтают все люди, ученые …

— Не спеши, ты не знаешь ответа, может он ввергнет тебя в безумие, в неистовый страх.

— Я не боюсь, и потом, ты первый начал рассказывать. Говори все.

— Все или ничего?

— Ну, что допустимо, остальное я сам дорисую в воображении.

— Ну, что ж, хорошо, — согласился Мор.

На его лице вновь засияла улыбка хищника, но на этот раз она была более коварной и вызвала в Александре волну холодка, пробежавшую по спине. От этого он встрепенулся, прогоняя неприятные ощущения. Он доверял Мору, как своему деду, несмотря на то, что познакомился с ним недавно. Он ему казался не опасным, несмотря на все увиденные чудеса. Во-всяком случае, так ему говорило сердце.

— Ты, наверное, уже заметил, что зарождение живого организма, будь то растение, птица, млекопитающее, рыба или человек, продумано до мельчайших деталей, — Александр, раздумывая над словами Мора, невольно кивнул, в знак согласия. — Его развитие, формообразование, разделение по функциям — всякая часть организма и сам организм выполняет свою, запрограммированную цель в жизни. Но кроме того, все эти звенья и части целого, и само целое всецело охраняются, сберегаются на всех этапах развития. Законы, которые управляют этим процессом перевоплощения, из зародыша во взрослую особь или организм, стоят на страже целостности и функционирования здоровой единицы природы.