Перевела дыхание, тяжело дыша, глядя на притихшую Кристу.

И взяла себя в руки.

— Когда сбежим, тогда буду думать, что делать дальше, — уже спокойно закончила я. — Но первоочередная моя цель — оказаться подальше от дроу. И от колдуна тоже.

Криста вдруг с облегчением улыбнулась:

— Ладно, извини. Я просто подумала… если этот колдун решил тебе мозги запудрить, чтобы ты бежать раздумала… ерунда. — Она подхватила брошенный мною корсаж. — Давай помогу.

В конце концов Криста благополучно затянула шнуровку. Не сильно, ведь это всё-таки был корсаж, а не корсет, но результат мне понравился.

То ли из-за утяжки, то ли из-за того, что корсаж был под грудь — блузка интригующе вздымалась там, где у меня самой вздыматься было решительно нечему.

— Хорошо выглядишь, — удивлённо проговорила Криста.

— Спасибо на добром слове…

Хотя чего раздражаться на её удивлённый тон? Прекрасно же знаю, что лицом не удалась, а ниже шеи похожа на мальчишку. Плечи сутулые, груди нет, бёдра узкие, талии почти не видно. Ноги-спички, не слишком-то длинные и не слишком-то прямые. Хорошо хоть худая, а то представляю, как бы моя фигура смотрелась в утолщённом варианте. Шкаф в нашей комнате и то казался бы симпатичнее.

Даже удивительно, что местная одежда пришлась мне впору. Пока я видела лишь одну дроу, но она-то отличалась завидными параметрами…

Напоследок велев Кристе сидеть в комнате и не нарываться на неприятности, я вернулась в гостиную.

— Собралась? Отлично. — Лод, прислонившийся плечом к каминной полке, одобрительно кивнул. — Смотрю, одежда подошла?

— Да. Спасибо.

— Благодари Морти, не меня. — Голос колдуна окрасила странная, едва заметная горечь. — Это вещи её сестры.

Я нахмурилась. Мне одолжили одежду младшей принцессы? С чего вдруг такая щедрость?..

— Идём. — Накинув поверх рубашки кожаную куртку, Лод повёл меня к узкой винтовой лестнице, по которой несколько дней назад мы поднялись в эту башню. — Только не отставай.

Дворец дроу оказался не таким и большим — всего в три этажа, да по углам расположились четыре высокие башни. Одну занимал Лод, другую — темнейшее семейство, в третьей проводили государственные советы, а в четвёртой устроили библиотеку. В качестве внутренней отделки дроу предпочитали серебро и чёрный мрамор, а потому убранство дворца блистало каким-то мрачным шиком — в отличие от покоев колдуна.

Лод любезно повёл меня по широким коридорам с высокими потолками и большими окнами, спокойно и неторопливо повествуя, что скрывается за боковыми дверьми. По пути мы не встретили ни души.

— …эта ведёт в обеденный зал. Кухня находится под ним, на первом этаже. Здесь вход в женское крыло, там живут достольсинс… на вашем языке — придворные дамы. А вот и дверь в башню Повелителя.

— Почему возле неё нет стражников?

— Они не нужны, — пожал плечами Лод. — Проникнуть в город почти невозможно. Если даже удастся, то моих охранных систем на входе во дворец вполне достаточно. В самом крайнем случае Алья сам прекрасно постоит за себя… а Морти поможет.

— Но если на его жизнь покусится кто-то из своих?

Колдун покосился на меня, и взгляд его холодила ирония.

— Если вы пережили кораблекрушение и оказались в маленькой шлюпке посреди огромного недружелюбного океана — лишь глупец попытается улучшить эту ситуацию, пробив дыру в днище.

Я усмехнулась. Бедные, несчастные дроу! Сейчас расплачусь. А как насчёт того, что свой корабль они потопили сами?..

— А дроу, стало быть, не глупы, — сказала я.

— Отнюдь.

По широкой витой лестнице спустившись на первый этаж, мы подошли к огромным двустворчатым дверям, ведущим в сад.

— Дай руку! — Колдун протянул мне ладонь.

— Зачем?

— Затем, что разрешение на выход я тебе давать не собираюсь, а иначе охранные чары тебя не пропустят.

— Разрешение?..

— Во дворец можно войти лишь по моему приглашению. Или приглашению Альи. И выйти без нашего разрешения никак нельзя. Разрешение звучит как строго определённая последовательность слов, — усмешка, — которую я тебе, конечно же, не скажу. Так что, дашь мне руку?

Я покорно вложила свою ладонь в его. Пальцы у колдуна были сухие, крепкие, не слишком длинные, но изящные. Совсем не такие, как у Сашки, которому достались тонкие, вытянутые пальцы музыканта.

Только вот почему-то от прикосновений к рукам Сашки меня никогда не било нервным током, пробежавшим от кончиков пальцев куда-то к плечу.

Когда мы переступали порог, меня будто окатило холодной водой, но тело осталось абсолютно сухим.

— Это и есть ваши охранные системы? — спросила я, когда мы вышли в сад. — Это ощущение…

— Да. — Колдун незамедлительно отпустил мою руку, чему я была рада. Уж слишком странной оказалась реакция на его прикосновение.

— И что, такое на всех дверях из дворца?

— Да. И на садовой ограде тоже.

Я качнула головой. Может врать, конечно… но если не врёт, это сильно осложняет дело.

Получается, нужно либо обманом, либо принуждением разводить его на нужные слова — но какие? И как?..

Мы шли меж светящимися розами, извилистыми каменными дорожками. Полюбовались блёклыми деревьями, похожими на яблони, и чёрным прудом посреди сада, поросшим пепельными листьями кувшинок. Потом Лод подвёл меня к резным чугунным воротам, ведущим в город, где мне пришлось снова позволить взять себя за руку.

И пережить второй удар тока, осевший трепетным теплом где-то в груди.

Да что со мной такое, чёрт возьми?

Уже знакомое ощущение водяной завесы — и мы вышли в город дроу.

Над улицами, мощёнными тёмным камнем, тянулась сверкающая сеть фонарей. Мы шли мимо небольших, прекрасно отделанных особняков с тонкой резьбой на беломраморных стенах. Интересно, но вокруг них не было серьёзных оград, лишь низенькие, по пояс, каменные заборчики, отделявшие улицу от садиков, окружавших дома. В вечной тьме они порастали высокой серой травой и светящимися розами, и цветами, похожими на ирисы, тоже сиявшими во мраке. Там и тут рассыпали брызги мраморные фонтаны, и мозаичные садовые дорожки покрывал тонкий слой воды. Должно быть, по ним приятно шлёпать босиком — словно по ручью вброд.

Из открытых окон неслись обрывки разговоров, весёлые крики, детский смех. Где-то играли на флейте. В одном окне я увидела девушку-дроу за ткацким станком. Низким, грудным, бархатным голосом она напевала песню на риджийском. Жителей на улицах было немного, но те дроу, что изредка попадались навстречу, удостаивали меня недоумённо-презрительными взглядами. Недоумёнными — когда видели моё лицо, презрительными — когда замечали ошейник.