Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня не будет ни подобающей внешности, ни дара, ни знания языка, — помедлив, сказала я. — С таким багажом трудновато хорошо устроиться.
— Знание риджийского я тебе оставлю. А с твоим умом ни дара, ни внешности не требуется, девушка куда глупее тебя стала невестой эльфийского принца.
— Чтобы стать чьей-то невестой, ума не надо.
— Думаю, ты к этому и не стремишься.
Верно. Не стремлюсь. Даже если б я оказалась в классической истории про попаданку — с добрыми колдуньями, влюблёнными принцами и прочей ерундой, — я и тогда предпочла бы стать не романтической героиней, а серым кардиналом, правящим королевствами из-за спинки трона.
Собственно, у меня даже были кое-какие планы на случай, если нам с Кристой удастся бежать, но…
— А что будет с Кристой?
— Как ты верно подметила, живая она полезнее мёртвой. Разменная монета, весьма ценная при переговорах. Возможно, с её помощью дроу удастся добиться от эльфов хотя бы мирной встречи для обсуждения текущей ситуации.
Встречи, которая в прошлый раз закончилась совсем не мирно. Неужели дроу устроят ещё одну бойню?..
Хотя какое мне дело.
— Живая, — повторила я. — А как насчёт невредимой?
Лод улыбнулся:
— А тебе не всё ли равно, изнасилуют её или нет?
Я вспыхнула, открыла рот для гневного ответа — и вдруг увидела, сколько внимания в его взгляде, устремлённом на меня.
Он проверял. Ни больше ни меньше. Как тогда, за шахматной доской.
— Действительно, — равнодушно бросила я. — Какая разница, — рывком сорвала куртку и сунула ему в руки. — Если вы не против, предлагаю закончить с экскурсией. Я устала.
Прижав ладонь к сердцу, Лод насмешливо поклонился:
— Как пожелаешь, Сноуи.
Я вздрогнула.
Это было одно из тех риджийских слов, в котором сквозил намёк на языки моего мира. Только если на английском оно означало «снежный», то на риджийском — «снежинка».
Снежинка…
…успокойся, Снежинка…
Блёклые стены больничной палаты. Мамины слёзы, текущие по жёлтым щекам. Чужие руки, которые хочется отодрать от себя, укусить, расцарапать в кровь. Мужской голос, отныне ненавистный, вновь и вновь выкрикивающий твоё милое детское прозвище, когда-то любимое, когда-то…
Воспоминание болью стиснуло кулаки.
— Не называйте меня так.
— Всё лучше, чем искажать твоё имя. А тебе подходит, — колко заметил колдун. — Если имя «Снезжана» от слова «снег», то…
— Не смей так меня называть! — голос сорвался на крик. — Просто… не смей!
Глаза обожгло знакомой радужной пеленой, и я отвернулась. Восемь, шестьдесят четыре, пятьсот двенадцать, четыре тысячи девяносто шесть…
И тут я вспомнила, на кого накричала.
Я зажмурилась. Всё, вот теперь точно перешла черту. Облезлый кот полоснул хозяина когтями. А непослушных питомцев наказывают.
Сейчас он меня и…
Сильные, деликатные руки обняли за талию сзади. Мягко прижали к себе.
— Извини, — обожгло висок дыхание, смешанное с тихим словом.
И я почувствовала, как земля снова уходит у меня из-под ног.
— Как всё прошло? — жадно поинтересовалась Криста, когда я вошла в нашу спальню.
— Информативно. — Стянув сапоги, я прихватила свечу из ближайшего канделябра и направилась в ванную. — Вернусь — расскажу.
Когда сокамерница покорно кивнула, я закрыла за собой дверь. Сунула свечу в подсвечник, кое-как развязала на спине шнурок корсажа. Открыла оба крана — и третий, с пеной.
И думала. Думала. Думала.
Лод прав. На успешный побег шансов нет. По крайней мере, если всё действительно так, как он говорит.
Ванна потихоньку заполнялась водой. Не дожидаясь, пока она нальётся целиком, я скинула одежду и растянулась в ароматной пушистой пене, в жидком тепле, приятно окутавшем тело.
Он не навредил мне. Ничем, ни разу. Не отдал ни одного приказа с помощью ошейника — лишь пригрозил, чтобы спровоцировать, тогда, у шахматной доски.
А когда я на него накричала, он извинился.
Неужели он и правда желает мне добра? Или всё это — какая-то психологическая игра? Шахматы с живыми людьми… не просто отдать нам приказ, запрещающий бежать, но вызвать моё доверие, загнать в безвыходную ситуацию — и посмотреть, что я сделаю.
…я не хочу, чтобы ты умирала — как не хотел, чтобы умирали все, кто приходил до тебя…
Всё завязано лишь на том, верю я его словам или нет. Если верю, то не он убивал предыдущих своих… питомцев. Тогда он в отличие от дроу действительно желает мне добра. И в таком случае ничего плохого нас обеих не ждёт. Криста раскроется, её вернут светлым в обмен на какие-нибудь плюшки для дроу, а даже если предварительно разок изнасилуют — ничего страшного, жить будет. Меня, когда наиграются, выкинут в какой-нибудь эльфийский город, где я с чистого листа начну свою историю классической попаданки. На принцев рассчитывать нечего, но со знанием риджийского я чего-нибудь да добьюсь. Можно ещё попросить Лода рассказать побольше о Риджии, а потом не стирать память об этом, раз уж он умеет корректировать воспоминания выборочно…
Тогда побег действительно представляет собой куда более рискованное мероприятие, чем бездействие.
Но как сказать об этом Кристе?
Я с силой провела мокрой рукой по волосам.
Если всё действительно так, как он говорит…
…только вот того, что тебе нужно, там нет…
Значит, в том шкафу действительно не было «опасных» книг. Ничего, что могло бы мне пригодиться.
Да, но теперь я знаю, где находится библиотека, и всегда знала, где его кабинет.
Усмехнувшись этой мысли, я подняла на одной ладони шарик пены. Посмотрела, как лопаются мыльные пузырьки. Вспомнила о своих ощущениях во время нашей прогулки под луной.
И моя усмешка погасла.
Я впервые поняла, что люблю Сашку, лет в тринадцать. Не помню, с чего всё началось, но с каких-то пор в ответ на его улыбку сердце стало подскакивать к горлу, а любое расставание порождало неизбывную тоску. Проанализировав ощущения и посоветовавшись с мамой, я поняла, что это и есть любовь. Надеялась, что она пройдёт сама, как простуда — но не проходила. Сердце с течением времени перестало шалить, но потребность во встречах оставалась. Как и трепетная, немного грустная нежность. Желание всегда быть рядом, чтобы помочь, утешить, подставить плечо. Ревность при мысли о том, что на моём месте окажется кто-то другой.
Но в моём чувстве никогда не было чувственности.
Разыгрывая влюблённых, мы ходили под ручку, обнимались и чмокали друг друга на прощание… и ни разу, ни разу у меня не возникло желания подставить губы вместо щеки. Если честно, мне страшно было представить, что будет, если Сашка вдруг меня поцелует. Моё чувство было настолько чистым, наивным и безоблачным, что в нём не находилось места чему-либо плотскому.