Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом начинается бесконечная череда переодеваний. И каждый раз мне приходится отодвигать шторку и демонстрировать очередные свитер, джемпер, джинсы, штаны и кучу остальных предметов одежды, название которых мне просто неизвестно, и я их вряд ли когда-нибудь запомню. Ибо для меня это все кофта да свитер. В очередной раз отодвинув шторку, смотрю на улыбающегося Марка. Вот кого все это веселит, вот, кто получает удовольствие откровенно надо мной издеваясь.
— Это последнее, — заявляю устало.
— Хорошо, — кивает, улыбаясь, — Ввзьмем все.
— Ты в своем уме? — вырывается у меня против воли, и я тут же прикусываю язык, опасаясь нарваться на очередную перемену в настроении Марка.
Но он, проигнорировав мой необдуманный выпад, продолжает улыбаться.
— Вполне.
— Мне не нужно столько.
— Нужно. Я не буду с тобой спорить, Еся, я уже не раз повторял, что не люблю это дело. Мы берем все, и нет, — останавливает он уже успевшую открыть рот меня, — возвращать ты ничего не будешь.
— Но…
— Все, переодевайся и пойдем дальше. Еще нужны обувь и верхняя одежда.
— Марк.
— Все я сказал.
Ладно, черт с тобой. Нервно дергаю штору, и начинаю стягиваться с себя джинсы и свитер. Пусть этот мистер «не надо со мной спорить» делает то, что ему вздумается. А я просто не буду реагировать.
Переодевшись в свои вещи, подхватываю будущие обновки, часть забирает Марк, и двигаюсь в сторону кассы. Также молча стою у кассы, пока девушка-кассир пробивает покупки и складывает их в большие бумажные пакеты.
Расплатившись, Марк сам берет пакеты, и, поблагодарив работников, кивает в сторону выхода. А я чувствую себя как не в своей рубашке. И вроде ничего страшного не происходит, ну подумаешь, заплатил, я ведь не просила, а все равно мерзко как-то. Я вообще не люблю быть кому-то обязанной, а теперь, получается, обязана.
В выборе обуви и верхней одежды я почти не участвую, молча киваю на предложение продавцов и Марка, решив, что так мы быстрее закончим этот позор. Чувствую себя героиней какого-то наивного любовного романа, мысленно подсчитывая, сколько в результате буду должна и как долго буду расплачиваться. И, судя по всему, выходит, что до самой пенсии. Это я, конечно, утрирую, но посыл в общем-то понятен.
— Ты бы хоть улыбнулась, — первым наше молчание нарушает Марк. — Расслабься, Есь, это всего лишь вещи.
— За которые я не в состоянии расплатиться, — говорю, вновь не успевая подумать.
Марк резко останавливается, с лица его исчезает игривая улыбка, на смену ей приходит совершенно серьезное выражение и уже знакомый тяжелый, давящий взгляд.
— Я разве прошу тебя расплачиваться?
— Просто так ничего не бывает, — отворачиваюсь, не могу смотреть ему в глаза.
— Уверена?
Я уже собираюсь ответить, как взглядом цепляюсь за знакомую фигуру. Чувствую, как внутри все леденеет, как липкий страх сковывает каждую мышцу в теле, как во рту моментально наступает засуха.
— Еся? Ты меня слышишь? — сквозь жуткий грохот в ушах до меня доносится голос Марка.
— Д…да… — киваю, как какой-то болванчик. — Да, нет, ладно, давай уйдем отсюда, пожалуйста.
Хватаю его за руку и тяну в сторону лифтов.
Господи, лишь бы только она меня не заметила, лишь бы не заметила, не узнала.
Марк, сначала обескураженный моим поведением, делает несколько шагов и останавливается.
— Что с тобой?
— А?
— На тебе лица нет, будто приведение увидела.
— Ничего, просто устала и вообще… — снова тяну его к лифту, а он оглядывается, смотрит по сторонам, словно ищет причину резкого изменения в моем поведении. — Марк, просто давай поедем домой, я прошу тебя.
— Что происходит? — его тон меняется, становится жёстким, пугающим. Ну к чему? К чему эти вопросы?
— Пожалуйста, — прошу жалобно, просто желая покинуть это место.
Он вздыхает громко, и кивнув, сам идет к лифту. Я буквально влетаю в него, стоит только дверям разъехаться. Марк жмет на кнопки, и когда дверь закрываются, поворачивается ко мне, наступает, вынуждая меня пятиться, и когда я упираюсь в стену, нависает надо мной, ставит руки по обеим сторонам от моего лица и произносит:
— И что это сейчас было?
— Ничего.
— Еся? Кого ты там увидела? Что тебя так напугало?
Я упрямо молчу. Потому что его это не касается, никого не касается.
— Я жду, Еся.
— Я не хочу об этом говорить.
— Еся…
— Нет. И… и мне надо… надо… в общем, я не останусь у тебя.
— Не понял? — рычит грозно, прижимается ко мне сильнее, буквально вжимая меня в стену.
А я только и могу думать о том, куда мне теперь податься. Я не знаю, не уверена, видела ли меня Нина, но если видела и узнала, то уже наверняка доложила тетке. А здесь повсюду камеры, и на парковке тоже. Придут за мной — пострадает Марк. Он, конечно, странный, и гад, но не заслуживает этого. А Костя, он ведь наверняка с амбалами своими заявится, или еще хуже, — Карелин, собственной персоной.
— Еся…
Марк собирается сказать что-то еще, но в этот момент лифт останавливается, раздается оповещающий звон и двери разъезжаются в стороны.
— Марк.
— Ты никуда не пойдешь, девочка, и все мне расскажешь.
Глава 13
Еся
Он отходит назад, подхватывает пакеты и кивает, мол, выходи. А меня все еще трясет от произошедшего. Хотела, ведь хотела уехать из города, но испугалась, просто струсила. Глупо надеялась затеряться здесь, думала, что получится, если не светить документами и реже контактировать с людьми. Даже работу искала на отшибе, куда люди из моей прошлой жизни и носа не суют.
Я выхожу из лифта, шагаю к машине, слышу позади тяжелые шаги Марка, его шумное дыхание, чувствую направленный мне в спину испытующий взгляд.
Для себя решаю, что все равно уйду, сегодня же.
Мне вообще стоит держаться подальше от хороших людей, чтобы невольно не создавать им проблемы. А Марк… он хороший, странный, непредсказуемый, непонятный, но хороший.
У машины останавливаюсь, на решаясь даже касаться ручки.
— Ну чего стоишь, садись давай, — раздается раздраженный, сквозящий злостью голос позади.
Я вздрагиваю от резкой смены тона, от повеявшего холода. Марк тем временем закидывает гору пакетов на заднее сидение и с грохотом хлопает дверью.
Не желая злить парня еще сильнее, я все же открываю дверь и молча ныряю в салон автомобиля. Трясущимися руками захлопываю дверь, хватаюсь за холодную бляшку ремня безопасности и тяну ее вниз. Раза с третьего попав в отверстие, наконец пристегиваюсь и отворачиваюсь к окну, как раз в тот момент, когда в машину садится Марк, в очередной раз шарахнув дверью так, что у меня возникает противный звон в ушах.
Марк нервно дергает свой ремень безопасности, пристегивается и заводит двигатель, резко трогаясь с места. Молча, обеими руками сжимая руль, Марк выезжает с парковки, лихо вклиниваясь в непрекращающийся поток машин.
— Марк, — я делаю попытку начать разговор.
— Дома поговорим, — отрезает жестко.
Перечить я не решаюсь. В машине тотчас же воцаряется тишина. Давящая. Угнетающая. Марк больше ничего не говорит, только пристально смотрит вперед на дорогу, руками до скрипа стискивая руль и надрывно дыша. А я…я не знаю, куда себя деть, и просто глупо пялюсь на парня, рассматриваю напряженные до предела черты его лица.
На скулах привычно играют желваки, крылья носа вздымаются при каждом шумном вдохе. Марк хмурится время от времени, на лбу выступают неглубокие морщинки, брови сводятся к переносице. Кажется, еще немного, и кипящий от злости Марк просто взорвется от распирающей его ярости.
На какое-то время я даже забываю о Нине, о тетке и ее подонке муже, сейчас меня волнует нестабильное состояние Марка и его дальнейшее поведение. Я нервно комкаю края своего пальто, с силой сжимаю кулаки и кусаю до крови обветренные губы.
Отворачиваюсь к окну, понимая, что от Марка сейчас ничего ждать не стоит. Вперяюсь взглядом в сереющее небо, постепенно затягивающееся густыми свинцовыми тучами. Завывающий где-то вдали, промозглый зимний ветер раскачивает кроны изредка встречающихся по пути деревьев, срывая с них редкие, давно пожелтевшие листья.
Я никогда не любила это время года, никогда не любила серость, холод, проникающий под слои одежды ледяной ветер и проливные дожди. Все это навевало тоску. Жгучую. Беспросветную. Особенно невыносимо стало после смерти родителей, мир в один лишь миг растерял все свои краски, словно переключатель щелкнул. Все стало каким-то серым,
