Глава 14

Еся

Я смотрю вслед удаляющемуся из прихожей Марку. Он не оборачивается, даже не пытается сделать вид, что хоть немного, но следит за мной, просто уходит полностью уверенный в том, что я никуда не денусь, что я не уйду, останусь. И только когда этот гад скрывается за дверью, осторожно ее прикрыв, до меня внезапно доходит причина его такого безграничного спокойствия. Подхожу ко входной двери, чтобы убедиться, чтобы проверить свою догадку и…

Гад! Сволочь! Скотина!

Он запер дверь! Он реально ее запер и не просто запер, а на ключ! На долбанный ключ!

Я вообще не кровожадная и ни разу не смелая, но сейчас мне хочется догнать этого гада самоуверенного и просто… да я не знаю, что «просто». Он вообще на меня странно влияет. Сначала пугает до чертиков и хочется бежать от него подальше, потому что черт его знает, чего он в следующую секунду выкинет, а в следующий момент он меняется, становится другим, мягким что ли, заботливым. И прикосновения его мне не противны, мне от них отмыться не хочется, а это странно, даже вдвойне странно.

Я выжидаю некоторое время, все также топчась в прихожей, а потом снимаю обувь, убираю ее на полочку, туда же ставлю ботинки Марка, только на ярус выше, достаю телефон из кармана, так небрежно брошенного Марком на комод пальто и, осмотревшись на предмет беспорядка вокруг, иду в свою комнату.

Оказавшись в своей спальне, закрываю дверь, прижимаюсь к ней спиной и прикрываю глаза.

В голове сразу вырисовывается картинка, слишком хорошо отложившаяся в моей голове.

Марк, его странное поведение, пожирающий меня взгляд.

«Хочу тебя поцеловать» — так и звенит в ушах.

Поцеловать? Меня? Зачем?

И вообще, как все это понимать, а главное, как воспринимать? Если шутки у него такие, то не смешно мне совершенно, вот вообще ни разу, ни чуточку. А если серьезно, то опять же возвращаемся к уже набившему оскомину вопросу «зачем?».

Зачем меня целовать? Да и кому? Ему?

Такие, как Марк в мышах серых обычно заинтересованности не имеют, я точно знаю, еще со школы помню. Я в старших классах вороной белой была не только потому, что сирота на иждивении у тетки и ее мужа, а просто потому, что в принципе не соответствую нынешним, так сказать, стандартам. Я всегда знала, что не королева красоты. Ничего выдающегося во мне нет и не было. Что там всегда парней интересовало? Ноги, зад да сиськи. А я… Ну я в общем-то ни по одному из параметров не подходила.

Меня это не смущало и не расстраивало, мне было комфортно. Меня не замечали почти, иногда только дергали, чисто постебать, но это редко было. И на фоне «милого» дома школа вообще раем казалась. Там я мало кого интересовала, зато дома…

Нет, не хочу даже вспоминать.

Я теперь только одного не понимаю, как мне дальше быть? Марк чего-то странное говорил, совершенно нелогичное, что его не тронут, что не посмеют. И с чего он только это взял, если в принципе даже не знает, о какой угрозе идет речь?

И я, конечно, хотела бы ему верить, очень хотела бы. Нет, не потому что в таком случае я могла бы попросить его защиты, конечно, же нет, да и с чего бы, пусть даже он сам предложил. Нет. Просто в таком случае мне бы не пришлось переживать за него, я бы не стала причиной грозящих ему проблем.

Пока размышляю о причинах и следствиях, с кухни доносится оглушительный грохот, а следом глухой, но вполне различимый «великий и могучий» в так сказать, гоблинском переводе, проще говоря, родной русский мат. И так красиво звучит, складненько, не пошло. Я даже умудряюсь заслушаться. Надо же уметь так красиво ругаться. Судя по звукам, уронил Марк что-то тяжелое, сковородку, наверное, а может и не одну.

Мои губы как-то сами растягиваются в улыбке, становится смешно ровно до тех пор, пока перед глазами вновь не встает картина из недавнего прошлого. А потому я даже не пытаюсь выходить из своей комнаты, минутный порыв пойти и проверить что да как, испаряется не успев закрепиться в мыслях.

Вздохнув, отхожу от двери, подхожу к кровати, на которой лежит аккуратно сложенный мною спортивный костюм. И снова становится как-то чертовски неудобно, чувство отвращения к самой себе возрастает в геометрической прогрессии. Костюм опять же не мой, как и вещи, сейчас лежащие на заднем сидении машины Марка. Это как я, должно быть, убого выгляжу, что он решил меня приодеть. Нет, говорил он складно, конечно, но ведь сам факт. И отвез он меня туда сразу после странной ситуации на складе. А ведь и правда, до встречи с этим…как его, Господи… Темычем, Марк меня везти никуда не собирался, а тут…

Какова вероятность, что ему просто стало стыдно?

Еся, боже, о чем ты вообще думаешь?

Снимаю с себя уличные вещи, быстро переодеваюсь в домашнее и не к месту вспоминаю о своих вещах, конкретно о тех, что вчера были заброшены в машинку.

Тихо выныриваю из своей комнаты и на носочках крадусь к ванной. Прохожу внутрь, включаю свет, прикрываю за собой дверь. Первым делом подхожу к машинке. Дверца открыта, внутри пусто, вокруг ни намека на мою одежду. Рядом в сушилке тоже ничего. Так ничего и не отыскав, решаю позже спросить у Марка. А пока включаю воду и мою руки, все же стоило сделать это сразу после прихода.

Как только возвращаюсь в спальню, беру телефон, на автомате открываю чат, тщетно надеясь увидеть хотя бы коротенькое сообщение. И нет, ни коротенького, ни длинного.

Вздохнув, сажусь на кровать. Даже думать не хочу о том, что с моим единственным, пусть и виртуальным другом, что-то случилось.

Надеюсь, что он просто решил таким вот — не слишком красивым способом — завершить наше с ним странное общение, пусть и не было предпосылок, во всяком случае мне так казалось.

Некоторое время просто сижу, устремив взгляд куда-то в пустоту, и чуть ли не подпрыгиваю на месте от очередного грохота, раздавшегося из кухни. На этот раз, похоже, что-то все-таки разбилось.

Вздыхаю, понимая, что отсидеться не получится, иначе Марк просто разрушит собственную кухню. Видно, психоз пока не отпустил. Убираю телефон в карман, встаю с кровати, выхожу из комнаты и иду прямо на кухню. Быстро, решительно, не позволяя себе передумать.

Марка застаю сидящим на корточках и собирающим осколки. Он меня не замечает, а я цепляюсь взглядом за его окровавленную правую руку.

— Что… что произошло? — молодец, Еся, премия за самый тупой вопрос вечера твоя по праву.

Марк дергается, явно не ожидая меня увидеть, поворачивает голову и встает с корточек.

— Ничего, нормально все, ты почему не отдыхаешь? — произносит в своей привычно, немного высокомерной манере.

— Я вижу, как нормально.

Подхожу к нему, хватаю окровавленную руку, на мой, далеко от профессионального взгляд, порез не слишком глубокий, но кровь продолжает идти, капая на пол.

— Надо промыть и обработать, — произношу, не отрывая взгляда от пострадавшей ладони, правда, спустя секунду Марк вырывает ее из моей руки.

— Обработаю, это все? — спрашивает грубо.

Да что с ним не так?

— Нет не все, где у тебя бинт и… не знаю, йод, зеленка?

— Еся, мне не пять лет, я вполне способен справится с царапиной сам.

— Господи, да просто скажи где! — рявкаю, сама от себя такой смелости не ожидая.

Оказывается, я тоже не люблю, когда со мной спорят. Это действительно бесит.

— Еся…

— Ой все, иди мой руку, я сейчас, — разворачиваюсь и пулей вылетаю из кухни. Стремительно направляюсь в ванную, предполагая, что нужные мне предметы найду именно там. Во всяком случая я бы хранила их там.

К моей огромной радости, я действительно нахожу упаковку с бинтами в шкафчике над раковиной, йода и зеленки там не оказывается, зато есть перекись. Хватаю все это добро и мчусь обратно.

— Давай сюда руку, — откладываю перекись на столешницу рядом с мойкой, открываю упаковку с бинтами, вытаскиваю один моток, начинаю его разматывать.

— Еся, прекрати строить из себя мамочку.

— Я никого из себя не строй, руку давай, говорю, — повторяю, чувствуя, как начинаю раздражаться.

Демонстративно громко вздохнув и промокнув руку кухонным полотенцем, Марк протягивает мне ладонь. Я беру бутылек с перекисью, заливаю ею рану на ладони парня. Он не шевелится, только молча наблюдает, как я, достаточно размотав бинт, начинаю обматывать им пострадавшую ладонь.

— Больно? — поднимаю на него глаза.

— А что, если да, поцелуешь? — спрашивает ехидно, и мне обидно так становится. Я же не просто так спрашиваю, не праздного любопытства ради.