— Я пришла сдержать обещание, — сказала я. — Моя очередь выполнить сбою часть сделки.

Вот и все, назад пути нет. Стоило намекнуть, что я готова шагнуть за край, как Рентон мгновенно изменился. Глаза лихорадочно заблестели, от меланхолии не осталось и следа. Она сменилась крайним возбуждением.

Схватив за руку, Рентон втянул меня в комнату и захлопнул дверь.

— Что тебе нужно для призыва духов? — спросил он. — Скажи, я все сделаю.

Он скинул вещи с ближайшего кресла прямо на пол, освобождая мне место. Не очень-то аккуратно. Впрочем, вся спальня была далека от порядка. Вещи валялись, как придется, повсюду лежал слой пыли, постель походила на берлогу медведя. Похоже, Рентон не пускает сюда поломойку. А зря.

Я осторожно присела на край кресла, продолжая изучать обстановку. Среди хаоса островком порядка выделялась тумба около кровати. На ней не было пыли и мусора. Единственное, что там стояло — портрет в круглой рамке. Но с такого расстояния я не могла рассмотреть, кто на нем изображен.

Рентон подвинул себе второе кресле и сел напротив меня. Он не сводил с меня горящего взгляда, как будто ожидал, что я вот-вот как факир вытащу кролика из рукава. Но не все так просто. Я уже поняла, что его интересует один определенный дух. Призывать остальных не имеет смысла. Это напрасная трата моего дара и сил. Но Рентону почему-то сложно признаться, кого он ищет. Придется вывести его на чистую воду. Благо я уже о многом догадываюсь.

— Как его зовут? — спросила я.

— Кого? — напрягся Рентон.

— Тот, с кем ты хочешь пообщаться. Мне нужно имя, чтобы найти его за краем. Так будет проще.

Рентон дернул плечом. Его лицо исказилось словно от боли. Как если бы сама мысль об имени погибшего доставляла ему ужасные страдания. Он просто не мог произнести его вслух. Язык не поворачивался.

— Ты можешь мне довериться, — произнесла я. — Это он? — я указала на портрет.

Рентон судорожно кивнул. Я встала и направилась к портрету. Лорд не пытался меня остановить. Он застыл.

На портрете был изображен ребенок, как я и ожидала. Мальчик лет шести-семи. Темные волосы и глаза, как у отца, смышленое лицо и озорной взгляд. Хороший мальчишка.

— Это я виноват в его гибели, — признался Рентон.

Я напряглась. Надеюсь, речь не идет об убийстве. Несмотря на все страшные байки, которые ходили о лорде северных земель, я не верила, что он способен на подобное. Не такой он человек.

— В чем именно твоя вина? — уточнила я.

— Меня не было рядом, когда случился пожар. Я не пришел на помощь, и он погиб.

— Это стечение обстоятельств.

— Я должен был чаще бывать дома, но вечно находился в отлучке, — разоткровенничался Рентон. — Придумывал более важные дела. Мне казалось скучным сидеть в глуши и нянчиться с ребенком. Я не ценил то, что имел, и у меня это забрали. Это я виноват, — повторил он глухо.

Я хотела его успокоить, но не могла подобрать слов. Да и какие слова облегчат боль от потери ребенка? Не существует таких.

Поэтому я сосредоточилась на том, ради чего пришла. Перевернув портрет, я посмотрела на обратную сторону холста и прочла — Эндрю.

В тот же момент окружающий мир разбился. Словно все вокруг было из стекла. Оно треснуло и осыпалось осколками мне под ноги. И вот я уже за краем. В этот раз переход получился спонтанным, но это был не приступ. Иногда вещь покойного или что-то связанное с ним служит толчком. Так вышло с именем ребенка.

Я оглянулась. Мальчик должен быть где-то поблизости. Духи часто держатся рядом с теми, кто был важен для них при жизни. В этой комнате я ощущала постороннее присутствие.

— Эндрю? — позвала я. — Выходи, не бойся. Папа хочет поговорить с тобой. Он соскучился.

За креслом послышался шорох. Значит мне не показалось, и в комнате кто-то есть помимо нас с Рентоном.

— Ну же, Эндрю, — я осторожно направилась к креслу, опасаясь спугнуть духа. — Выходи, я не буду ругаться.

— За что меня ругать? — из-за кресла выглянул насупленный мальчишка.

К этому моменту я окончательно уверилась, что погром дело рук духа. Среди живых у меня здесь просто нет врагов.

Иногда духи бывают настолько сильны, что могут воздействовать на мир живых. Мне прежде не доводилось встречаться с такими, но мама рассказывала о них. Как правило, это те, кто погиб насильственной мученической смертью. Гибель в огне подходила под этот критерий.

У меня был всего один подозреваемый — Эндрю.

— Например, за надпись на стене в моей прошлой спальне, — ответила я. — Зачем ты это сделал? Хотел меня напугать?

— Нет, — мальчик покачал головой. — Хотел предупредить. Вам нельзя здесь оставаться.

— Почему? — удивилась я.

— Это опасно. В «Полярной звезде» могут жить только те, кому позволено. Такое правило.

Я нахмурилась. Теперь понятно, почему в замке так мало слуг, и даже приходящая поломойка старается не задерживаться надолго. Видимо, всех остальных отсюда просто выжили.

У меня было множество вопросов, но катастрофически мало времени. Оставаться долго за краем я не хотела по понятным причинам. К счастью, Эндрю сильный дух. Думаю, я могу ненадолго вытащить его в мир живых.

— Дай мне руку, — я протянула раскрытую ладонь. — Не пугайся, я всего лишь хочу показать тебя папе. Вы сможете поговорить.

— Правда? — глаза мальчишки широко распахнулись. Забыв об осторожности, он вышел из-за кресла.

— Ты же этого хочешь?

— Очень!

— Тогда просто дай мне руку и все получится.

Он приблизился с опаской. Вложил в мою ладонь свою подрагивающую руку, и я сжала пальцы вокруг нее. До чего маленькая! Эндрю так навсегда и остался ребенком. Духи детей — самое печальное, что я видела за краем.

— Идем, — кивнула я, прикрыла глаза и выдернула нас из-за края.

Хлопок. Ощущение, будто лопнули перепонки в ушах, но это просто вернулись звуки, а, значит, я снова в мире живых.

Меня пошатывало от усталости, я схватилась рукой за тумбу и торопливо поставила на нее портрет, пока не уронила. Вряд ли Рентон придет в ярость, если я это сделаю, но лучше его не провоцировать. Все, что касалось сына, он воспринимал чрезвычайно болезненно. До сих пор свеж в памяти случай с мячиком.

Кстати, о Рентоне. Что-то он притих. Наверняка он заметил, что я шагала за край, и мое возвращение не пропустил. Но на помощь мне он не торопился.

Не обращая внимания на головокружение, я обернулась и поняла, что Рентону не до меня. Эндрю оказался даже более сильным духом, чем я ожидала. Я думала, мне придется содействовать его общению с отцом, но мальчик и сам неплохо справлялся.

Дух Эндрю почти не просвечивал. От живого ребенка его отличал разве что цвет кожи — слишком бледный, с ярко выраженным серым оттенком. Но главное — он мог говорить. И его слышала не только я, но и Рентон. Это большая редкость.