Калитку чуть-чуть приоткрыли. Собака за забором лаяла как бешеная.

— Кто? Что нужно?

Колосов услышал знакомый, почти шаляпинский бас. Песков был дома. Впрочем, куда ему теперь, безработному, было деваться? Калитка распахнулась. Никита увидел бывшего швейцара «Красного мака», его подругу жизни и его сторожевого пса — здоровенную кавказскую овчарку на цепи, исходившую желанием разорвать незваных гостей в клочки.

— Вы? — удивился Песков. — Снова ко мне? Зачем?

— Разговор есть, — ответил Колосов.

— Не о чем мне больше с вами разговаривать, — Песков загородил проход, — и так из-за вас работу потерял.

— Из-за нас? — Колосов посмотрел на бывшего швейцара — тот был выше их с Биндюжным на голову. — Да нет. Вы и сами знаете, что нет.

Песков взялся за калитку.

— Уходите, — сказал он.

— Рад бы — не могу. Служба такая. — Колосов достал из захваченной с собой папки документ. — Вот ознакомьтесь, пожалуйста, результаты экспертизы вашего табельного пистолета. Бывшего вашего.

Песков взял заключение и одновременно сделал шаг назад. Они вошли. И жена Пескова — маленькая, кругленькая, похожая на куницу, тревожно выглядывающая, как из дупла, из широкого капюшона пуховой куртки, захлопнула калитку.

— Мишуля, в чем дело? — спросила она жалобно. — Какой такой пистолет?

— Иди в дом, Оксана, — приказал Песков. — И собаку забери. Оглохнешь тут от нее.

Он читал заключение прямо на улице, на двадцатиградусном морозе. Читал медленно и придирчиво.

— Ну и что? — спросил он басом.

— Вы человек военный, грамотный. Думаю, там все понятно изложено. — Никита чувствовал, что отдаст концы, если Песков сию же минуту не пригласит их в дом, к теплой печке. — Из вашего пистолета был произведен выстрел. Хотелось бы узнать, по какой цели, при каких обстоятельствах и когда вы стреляли?

— Идемте покажу. — Песков снова широко распахнул калитку. И Никите стало дурно: о печке и речи не шло!

Песков увел их от теплого жилья, как Сусанин. Сначала по тропинке, протоптанной в снегу к лесу, что начинался сразу же на окраине Часцов и тянулся до самой железной дороги. Затем заставил спуститься в овраг. Там снега было уже по шею. Однако впереди виднелась хорошо расчищенная, старательно утрамбованная площадка. Метрах в тридцати от нее из сугроба торчал березовый шест с прибитой фанерой.

— Вот, смотрите, — сказал Песков, указывая на шест.

Колосов пригляделся: фанера вся была в дырках, как проеденная жуками кора.

— Мишень? — поинтересовался Биндюжный, дуя на замерзшие пальцы.

— Так точно. Каждый выходной здесь тренируюсь, чтобы навык не потерять.

— Пойдемте в тепло, — взмолился Никита.

И Песков поимел сердце, сжалился. Все же он был бывший офицер и питал уважение к людям в погонах. Он повел их к жилью, позволил проникнуть за забор, но потом повел не в дом, а к узкой, как пенал, бытовке в углу участка. Здесь было тесно, но трещала чугунная печурка. Стоял верстак, висели по стенам инструменты и пахло стружками и клеем. Это была мастерская, где Песков собственноручно остругивал доски.

— Мишень ничего не доказывает, — возразил Колосов, едва немного отогрелся у печки. — Вы накануне тренироваться могли, а потом вечером зайти в туалет и застрелить Тетерина.

Песков покачал головой: ишь ты!

— Вы это серьезно?

— Серьезней некуда. А как еще мне заставить вас давать показания? — Колосов готов был спорить. — В прошлый раз вы бы тоже, наверное, ничего не сказали. Но вам Салютов приказал. Знаете, а вы ведь нас всех там немало удивили тем, что так смело в присутствии своего нанимателя начали говорить о его сынке.

— Я правду про Филиппа сказал, — буркнул Песков. — Ну, вот и благодарность получил. Расчет и трудовую книжку в зубы. А теперь еще одно спасибо: в убийстве обвиняют.

— Я вас не обвиняю. Просто даю понять, как может дело развиваться, в каком ключе при наличии вот такого неприятного для вас заключения без...

— Без чего еще? — хмуро спросил Песков.

— Без внутренней убежденности моей лично и следователя прокуратуры, что вы не подозреваемый номер один, а главный наш свидетель. Причем свидетель добросовестный и честный.

— Наговорился я уже, спасибо. Полный отчет дал.

— Поймите, я не пугать вас этой бумагой приехал. — Колосов вздохнул. — Мне нужно лишь кое-что у вас уточнить, Михаил...

— Романовичи мы. — Песков облокотился на верстак.

— Тогда сначала о пистолете вашем. Когда именно вы из него стреляли? — спросил Никита.

— Первого мы не работали, а второго у меня тоже выходной был. Оба этих дня я по мишени в овраге палил. Ну, в честь нового века.

— А патроны где брали? — елейно спросил молчавший до этого момента Биндюжный.

— С армии остались, — Песков усмехнулся. — Ну вот, щас и обыск будет.

— Обойдемся пока, — ответил за коллегу Никита. — А разве правилами казино не требуется, чтобы вы сдавали оружие после дежурства?

— В «Красном маке» не требовалось. У сменщика моего Приходько свой табельник. Да вон Китаев тоже всегда не пустой ходит.

— Китаев ко всему еще и личный телохранитель Салютова.

— Ну, не знаю. Там у нас инструкция была, — флегматично ответил Песков. — Сотрудникам службы охраны казино ношение оружия разрешено. Там в инструкции не сказано, что только в пределах территории.

— Вы хорошо стреляете?

— Прилично.

— Какие у вас все же были отношения с Тетериным? — спросил Колосов.

— Я уже отвечал: нормальные, рабочие.

— Точнее?

— Никакие, — хмыкнул Песков.

— То, что вас уволили, по-вашему, это месть за те ваши откровенные показания?

Песков посмотрел на гудящую печь.

— Салютов мужик умный, — сказал он медленно. — Я зла на него не держу. Все правильно он сделал.

— Что вас уволил?

— Угу. Я б сам себя уволил на его месте.

— А зачем же вы тогда там мне рассказали про Филиппа, про эту Басманюк? — искренне удивился Никита.

— Так это ж правда была. Я правду сказал.

— Не могли умолчать, что ли?

— Не приучен.

— Здорово, — Никита покачал головой. — Второй раз вы меня удивляете, Михаил Романович. Вам в «Красном маке» работать нравилось? Песков усмехнулся.

— Ну, а коллектив-то какой там, в этом казино? — не унимался Никита.

— Люди-то какие хоть? — не выдержал и Биндюжный.

Песков снова невесело усмехнулся: