– Мы адские твари, Лия. Вся наша жизнь построена на боли, и чем сильнее страдания, которые мы вызываем, тем ярче и полноценнее наша жизнь. Ты готова терпеть ради него адские мучения? – Я медленно подняла глаза на императора, тот смотрел на меня сверху вниз и всё так же мерзко улыбался. – Как много боли ты готова ему отдать? Решай сама. Свобода выбора – бесценный подарок в нашем мире, Лия.

Достал из-за пояса длинный кинжал, сверкнув сталью, в которой отразились языки пламени. Положил его на стол и вышел из комнаты. Дверь снова захлопнулась.

Я медленно выдохнула и снова посмотрела на того, кто уже доказал мне сегодня, на что готов ради меня. Рука сама потянулась к кинжалу, сжала рукоять, и я, пошатываясь, подошла к Нейлу.

Закрыла глаза и полоснула по тыльной стороне ладони. Вскрикнула и закусила губы, глядя, как ровно прошла тонкая кровавая полоска возле старого шрама. Еще один порез, и из глаз брызгают слёзы. Смотрю на Нейла, на то, как затягиваются раны, и наношу порез за порезом, падая на колени, стараясь сдержать крики и вытерпеть.

Люди боятся страданий и увечий, потому что это предвестники конца. Одни из жутких меток, и каждая из них может мутировать в сам лик смерти. Но сейчас боль для меня олицетворяла жизнь. Не мою, а его. И эти порезы, от которых останутся шрамы, никогда не станут следами смерти для меня.

«Дыши, Лия! Дыши, малыш! Дыши со мной!»

Дикая радость, бешеная, неуправляемая. Его мокрые губы на моих губах, и ладони сжимают мое лицо. Я делаю выдох ему в рот, чувствуя, как в ответ он отдает мне свое дыхание, и такой любимый запах заполняет все тело. Обхватить его шею в безумном порыве, прижаться изо всех сил… Какой сладкий бред перед смертью.

«Я люблю тебя, Нейл… я люблю тебя… ты слышишь меня?»

Легкие продолжают наполняться воздухом вместе со вкусом его поцелуя, вместе с ощущением пальцев в моих волосах.

– Слышу! Дыши, девочка!»

Я не знаю, откуда эти образы и голоса. Наши голоса. Возможно, из того прошлого, о котором я не помню. Наклоняюсь к его губам, делая выдох в его приоткрытый рот и судорожно вздрагивая в дикой надежде, что он вернет мне вздох. Одновременно разрезая кожу на руке, морщась от боли, хрипло ему в губы:

– Дыши, Нейл. Дыши, пожалуйста! Дыши со мной!

Еще один выдох, и глаза закрываются в немом ожидании. Вторая рука на его груди, там, где сердце, которое всё еще не бьется.

– Я солгала… Я люблю тебя, Нейл… я люблю тебя… ты слышишь меня?

Слабый удар, и первый глоток его дыхания, я вздрагиваю, прижимаясь к его губам сильнее, снова выдыхая свой стон облегчения. Безжалостно по истерзанной руке, и уже не чувствуя боли, улыбаясь сквозь слёзы.

– Мне кажется, так было всегда… Я люблю тебя.

Еще два удара и вздох. Да! Получилось!

– Люблю тебя… люблю.

Под пальцами сердце начинает биться быстрее и быстрее. Стучит без перебоев в ладонь.

Обессилев, выронила кинжал, вглядываясь в ослепительно красивые черты лица. Видя, как вздымается его грудь и светлеет кожа, на которой не осталось даже следа от ран и синяков.

Я оторвала от подола платья кусок шелковой материи, перевязывая обожжённую и изрезанную руку, устраиваясь рядом с Нейлом, опуская голову на его грудь и с наслаждением закрывая глаза, обняла его за шею, перебирая шелковистые черные пряди у виска, вдыхая его запах, слегка касаясь губами горячей кожи.

В голове пульсировала мысль, что, оказалось, я готова пойти ради него на это… и я больше не испугалась собственных эмоций, они обожгли изнутри, и Она сильно забила крыльями внизу живота, возвращаясь обратно в сердце. Наконец-то свободная. Ужасная и прекрасная одновременно. Моя любовь к нему.

Я почувствовал присутствие другого Деуса ещё до того, как приблизился к своей комнате. Моментальная ярость, затопившая сознание и потёкшая по венам кипящим потоком.

Только один Высший мог взломать блок, который я поставил на вход. И всё то время, что император задерживал меня, какая-то тварь проникла к Лие.

Вихрем пронёсся к двери, на ходу принимая боевую форму. В тот момент я растерзал бы самого Алерикса, любого, кто посмел бы причинить ей вред. Ворвался в покои и взревел, увидев, как дворцовый врач поглаживает её руку, склонившись к самой голове. Только когда они оба вскинулись вверх, заметил возле его бедра поднос с разными тюбиками и склянками. Лечебные мази. Любезность от самого дьявола способна насторожить кого угодно.

– Убирайся вон. Дальше я сам.

Доктор молча склонил голову и вышел, оставив лекарства на кровати.

Подошёл к Лие, чувствуя, как сходит на нет ярость, как успокаивается дыхание и перестает носиться в груди сердце. Взял её ладонь в свои руки и стиснул зубы, увидев, во что она превратилась. Из-за меня. Ради меня стерпела эту боль.

Разве могло быть большее доказательство её чувств? Большая причина снова улыбаться и жить? Жить, когда знаешь, что твоя жизнь нужна. Просто нужна. Не потому, что ты её хозяин, не потому, что её заставили, а потому, что тебя любят?

Присел на кровать рядом с Лией и, открыв одну из склянок, начал смазывать содержимым её руку, пальцы, кисть. Прикасаясь и вздрагивая от каждого прикосновения. Забирать её боль себе – моментами казалось, что это более интимно, чем заниматься с ней любовью.

– Ненавижу, когда к тебе прикасается кто-то другой, малыш, – словно сам себе.

Дотрагивался и думал о том, что какие-то несколько часов назад она считала, что я мертв. Истину знал только Алерикс, остановились жизненно важные органы, но я впал в состояние комы, но никак не смерти, и мог пребывать в нем веками.

Венценосный ублюдок всего лишь проверил, что я значу для моего нихила, чем оказал услугу и мне. Я тоже понял, что для неё значу. Слышать ее плач, стоны боли, ее лихорадочный шепот, улавливать это бешеное биение сердца и страх. Каким же разным он бывает на вкус – страх смертных. Я всегда считал, что самый изысканный, взрывной и острый – это вкус ужаса, от которого моя собственная кровь закипала в венах. Я ошибался – есть и другой страх, тот, от которого останавливается дыхание, сводит скулы и каждая молекула тела начинает вибрировать от невыносимого кайфа. Её страх потерять меня. Я впитывал его порами, вдыхал через носоглотку, им пропитались мои волосы и складки на одежде. Она кричала мне, умоляя дышать, а я сделал самый первый вздох, уже когда почувствовал его. Теперь ужас Лии смешивался с ударными волнами от её боли, которые, как дефибриллятор, заставили мое сердце начать биться в том ритме, который стал слышен и ей. Моей девочке, которая тащила меня с этого холодного сна своими хрупкими обожженными руками. Потом она лежала на мне, а я слушал, как бьется её сердце, и понимал, что счастлив. Да, блядь, я наконец-то счастлив за эти семнадцать лет, что она была вдалеке от меня, и за эти бесконечные дни, когда отталкивала, держала гребаную дистанцию, а я чувствовал себя в могиле, где каждое отчуждение между нами как бросок земли на крышку гроба. Мне казалось, что там, в досках, просветов не осталось и скоро я буду погребен заживо под её равнодушием. Но я снова дышал. Открыл глаза, и Лия словно почувствовала, подняла голову, и наши взгляды встретились. Когда она сама прижалась губами к моим губам, я ожил окончательно.